Себастьян Бэлфор - Фидель Кастро Страница 28

Нравственность Революции не поняли «левые», находящиеся за границей и видевшие в Кубе модель. Подчеркивание строгости и дисциплины означало не рождение нового общества, как они предполагали, а, скорее, возвращение к примитивному накоплению капитала под руководством государства. Как Кастро будет повторять десятилетиями, кубинцы должны работать вдвойне упорно, подчиняя частные расходы производству для преодоления наследства прошлого. «Мы хотим упорно трудиться, — сказал Кастро в своей речи много позже, — так как мы должны упорно трудиться, потому что мы — страна «третьего мира», потому что мы потеряли века под колониальным игом, около шестидесяти лет под неоколониальным, и мы также потеряли несколько лет на Революцию. Мы должны наверстать потерянное время»[96]. Режим строгости стал резче из-за экономического бойкота Соединенных Штатов и потребности выделять скудные ресурсы для национальной обороны. Новая идеология, следовательно, выбрала данное достоинство по необходимости.

Даже больше, чем экономической реформой, Кастро был озабочен обеспечением человеческих и социальных ресурсов, что являлось жизненно важным для экономического подъема, частично для образования, медицины и строительства. Вскоре после победы он организовал тысячи молодых добровольцев в бригады и послал их в сельскую местность обучать письму и чтению многих неграмотных людей среди сельского населения. Зга кампания стала одним из величайших эпических моментов Революции, так как она фактически уничтожила за несколько лег безграмотность на Кубе; она также смогла убедить многих кубинцев в городах и в сельской местности в новых достоинствах Революции. Государственное обеспечение свободного современного здравоохранения, эффективная система образования и дешевое обеспечение жильем были крайне необходимы как для политики, так и для экономики. С обеспечением основных потребностей населения, как считалось, уменьшалось значение заработной платы и сокращался спрос на потребительские товары.

Сельская местность получила большую выгоду от государственных капиталовложений, чем город. Сельские местности до Революции не имели почти ничего; только у 15 % сельских жителей был водопровод, в отличие от 80 % городского населения, и только в 9 % домов в сельской местности было проведено электричество. Работники сельского хозяйства зарабатывали в среднем меньше 80 долларов в месяц в сравнении со 120 долларами средней заработной платы в промышленности, к тому же здесь постоянно существовала неполная занятость. Го су-дарственный капитал внедрился теперь в сельскую местность, обеспечивая работой и основными удобствами. Гавана, наоборот, была относительно запущена, ее фасады обесцвечивались и обшелушивались от сырости и соленого воздуха.

Социальные реформы и нравственная кампания аскетизма основывались на убеждении, Кастро и его ближайших сторонников в том, что они смогут преодолеть стадии развития и в короткий срок создать условия для коммунистического общества, где каждый получает по потребности, а отдает по возможностям. Общепринятый марксизм настаивал, что без развития производительных сил в огромных масштабах невозможен даже социализм; слабое развитие или полу развитость означали постоянство капиталистических производственных отношений то в одном, то в другом облике, независимо от степени национализации экономики. Че Гевара, наиболее ясно выражающий свои мысли среди кастроистов, веря в социализм здесь и теперь, наоборот, доказывал, что равнение Кубы на развитой советский блок делает возможным перепрыгивание нескольких стадий на пути к социализму[97].

В 1924 году лидеры большевиков столкнулись с такой же дилеммой. Окруженные со всех сторон враждебными государствами и стоя лицом к лицу с сопротивлением крестьянских масс любым социалистическим мерам, они погрузились в жестокую полемику о способах спасения Революции. Одно крыло стояло за тактику быстрой индустриализации. Для выполнения предлагалось накоплять капитал, подчиняя расходы производству и изымая частный сельский капитал. Опасаясь развала сельского хозяйства и контрреволюции, возглавляемой зажиточным крестьянством, другое крыло большевиков выдвинуло политику разрешения роста благосостояния крестьян и использования частного предпринимательства для восстановления России. Сталин сначала поддержал второе предложение, а когда захватил власть, пустил в ход первое, разрушая крестьянство.

Кубинские руководители считали, что они не столкнулись ни с одной из этих проблем; экономический союз с советским блоком позволил проводить индустриализацию без травм, как они считали, в то время как кубинское крестьянство действительно поддерживало социалистические земельные реформы. Под управлением Че Гевары, являвшегося министром промышленности, были составлены честолюбивые планы индустриализации Кубы, без принесения в жертву условий жизни кубинцев. Па самом деле первые два года показали увеличение расходов, тогда как беднейшие слои населения получили доступ к лучшей еде и жилью. Частично это перераспределение было возможно благодаря гладкому ходу Революции, экономика не была разрушена гражданской войной, фабрики были хорошо оснащены и оборудованы, в наличии остались иностранные запасы от прежнего экспорта. Но вскоре стало ясно, что экономика не сможет поддерживать такие относительно высокие уровни расходов, запасы истощались, крупный скот уничтожался для еды, и экономическая блокада Соединенными Штатами не могла быть заменена торговлей с советским блоком. В марте 1962 года была впервые введена продажа продуктов по карточкам, и с тех пор Куба будет по ним жить.

В то же время надежда на то, что Куба будет вовлечена в СЭВ, была разрушена двумя главными проблемами: далекое расстояние и несовместимость кубинской промышленности с инфраструктурой, до тех пор направляемой экономикой США, а теперь — советским блоком. Более того, ни технология СЭВ, ни ее техника не соответствовали стандартам, принятым в Соединенных Штатах. Сочетание неопытности и плохого качества сырья и техники привело к многим провалам в программе индустриализации. Вопреки необдуманным оптимистичным прогнозам Кастро и других, промышленность возросла только на 0,4 % в 1962 году и даже уменьшилась на 1,5 % в следующем году. Еще больше пострадало сельское хозяйство, не только в результате особого значения индустриализации, но и также из-за огромных, не всегда успешных попыток разнообразить производство. Сахарная промышленность, находившаяся в опасном положении еще при Батисте, понесла удар из-за потери многих управляющих и техников, эмигрировавших в США в год революционного триумфа и после него. Более того, в гонке за диверсификацией сельского хозяйства многие плантации сахарного тростника были выжжены, урожай 1963 года оказался самым худшим со времен второй мировой войны. Согласно правительственной статистике, производство сахара упало с постреволюционного пика в 1961 году, составлявшего 6 876 000 метрических той, до 3 883 000 в 1963, когда показатель валовой продукции сельского хозяйства перенес невероятное понижение[98]. Эти проблемы соединились с экономическим расколом, причиненным как структурной переменой, так и привлечением ресурсов к обороне. К середине 1963 года кубинская экономика стремительно неслась к кризису.