Ярослав Иосселиани - В битвах под водой Страница 28

Непонятное поведение фашистов начинало действовать на нервы. Казалось, лучше бы уж противник обрушил на нас свои глубинные бомбы, вероятность попадания которых невелика. А так как во время взрыва серии глубинных бомб катера-охотники теряют гидроакустический контакт с подводной лодкой, то при искусном использовании момента это дает возможность маневра для отрыва от преследователей.

Но катера-охотники просто следовали за нашей подводной лодкой на расстоянии не более 3–5 кабельтовых, как бы эскортируя ее. Район моря был мелководный, и в случае бомбежки маневр по глубине исключался, о перерывах в гидроакустическом контакте не могло быть и речи, а наши энергетические ресурсы истощались.

Подводные лодки периода второй мировой войны обладали в подводном положении весьма ограниченными энергетическими запасами. Подводников не могла не волновать необходимость вынужденного всплытия в невыгодных для себя условиях. Поэтому экономное пользование аккумуляторной батареей, воздухом высокого давления и другими запасами всегда было одной из первостепенных наших забот.

По моей просьбе в центральный пост прибыл Петр Каркоцкий. Я коротко объяснил ему обстановку и поручил пройтись по отсекам и поговорить с народом.

Люди в центральном посту всегда в какой-то степени в курсе событий. В других же отсеках обычно ничего не знают о происходящем. Поэтому информации, беседы и даже просто проявление заботы о людях — все это играет большую роль и облегчает выполнение задачи.

— Когда же начнут бомбить? Надоели эти бледные лица! — откинув назад движением головы свои длинные волосы, Каркоцкий взглянул на Поедайло. Его умные глаза, казалось, впились в матроса.

Опасность особенно страшна, когда ее ждешь, неожиданную опасность, всем понятную и ощутимую, переносить легче. Вся боевая практика экипажа нашей подводной лодки подтверждает это. Глубинных бомб мы боялись по-настоящему только до первых их взрывов.

— Ну, ничего, пройдет, — Каркоцкий дружески хлопнул Поедайло по плечу и вышел из отсека.

Поедайло, довольный, что избавился от обычных в таких случаях насмешек со стороны товарищей, немного успокоился.

— Измором, что ли, берут… — Поедайло, видимо, рассуждал про себя, и эти слова вырвались у него помимо воли.

— А ты боялся бомб, — после небольшой паузы услышал я шепот Трапезникова, — видишь? Лучше бы бомбили, чем… прилепились, как слизняки какие-то.

— Если они действительно рассчитывают нас измотать, то нам это даже лучше, — обратился я к помощнику. — Скоро мы подойдем к большим глубинам, будет возможность маневра.

Вражеские охотники словно услышали мои слова. Гидроакустик доложил о быстром приближении с левого борта одного из катеров. Я успел только отдать команду на рули, но подводная лодка еще не начала маневрировать, когда мы услышали гул винтов охотника. Вслед за этим тяжело ухнуло. Меня отбросило в противоположную часть отсека. На мне оказался рулевой. Впрочем, он тут же поднялся и побежал к своему посту, решительно шагнув через помощника командира, также отброшенного взрывом к моим ногам.

Осветительные лампочки полопались, и в лодке на некоторое время воцарилась абсолютная темнота.

— Включить аварийное освещение! — скомандовал механик.

— Спокойнее! — была первая команда, которую я подал в центральный пост. Держать заданную глубину.

Из отсеков доложили, что основные механизмы не повреждены, а несерьезные повреждения устраняются. Лодка продолжала выполнение начатого маневра.

— Справа сто, охотник быстро приближается! Пеленг быстро меняется на нос! — взволнованно докладывал гидроакустик.

Лица подводников обратились в мою сторону. Все ждали, какое решение я приму.

Переговорная труба из боевого поста гидроакустика выходила прямо в отсек, и все находившиеся в нем были в курсе событий.

— Сейчас будет очередная серия бомб, объявить по отсекам! Внимательнее! как можно спокойнее скомандовал я.

Очередная атака врага, по моим расчетам, должна была окончиться неудачей, катер шел явно мимо нас.

И действительно, через минуту справа по носу раздались новые взрывы. Мы оказались вне зоны поражения, даже в значительном удалении от места бомбометания.

— Объявить по отсекам: нас преследуют два катера, — приказал я, — по одному разу они нас уже пробомбили. Можно ожидать еще две атаки. На большее у них глубинных бомб нет!

Люди приободрились, хотя нас должны были «угостить» по крайней мере еще двумя сериями бомб, если враг не решил перейти к атакам одиночными бомбами.

Наш курс лежал теперь в сторону берега, а катера ходили по корме. Они, видимо, потеряли с нами контакт и прощупывали гидроакустическими приборами весь район. Мы шли малым ходом, чтобы издавать минимальные шумы и в то же время ускользать от настойчивого преследования врага.

Шум катеров в конце концов перестал прослушиваться, и я был склонен считать, что мы обманули противника. Однако это оказалось далеко не так.

— Курсовой сто сорок пять правого борта катер, — не дал сыграть отбой боевой тревоги гидроакустик, — шум отдаленный, но приближается!

Полагая, что катера возвращаются в свою базу, мы решили свернуть влево. Однако катер тоже повернул за нами. Вскоре появился и второй охотник. Нас снова преследовали.

В этих условиях идти в сторону берега было для нас невыгодно. Лучше было отходить в открытое море, в сторону больших глубин, подальше от мест базирования катеров-охотников. Но любой поворот был невыгоден для нас, так как это облегчало врагу возможность немедленно атаковать лодку.

Мы продолжали двигаться, сопровождаемые фашистскими катерами. Охотники применяли тактику, уже знакомую нам по первой встрече с ними. Они шли за нами примерно на одних и тех же кормовых курсовых углах, внимательно наблюдали за каждым нашим изменением курса, но в атаку не выходили.

— Товарищ командир, — доложил штурман, — по моим расчетам, мы подходим к району, где торпедировали транспорт. Глубины здесь небольшие…

И тотчас же гидроакустик доложил, что правый катер приближается к нам.

— Пеленг медленно идет к носу! — после небольшой паузы добавил он.

Охотник выходил в бомбовую атаку. Теперь все зависело от того, как быстро подводная лодка сумеет изменить курс и глубину погружения.

Подаваемые команды исполнялись с такой четкостью, словно о них было известно заранее. Едва успел я произнести приказание, как моторы работали уже на полный ход, руль был положен на борт и стрелка на глубиномере показывала метр за метром увеличение глубины погружения.