Золото Рюриков. Исторические памятники Северной столицы - Владимир Анатольевич Васильев Страница 29

На следующий день они сидели в кабинете князя и громко смеялись вчерашнему невезению Алексея. Позднее, когда Травин рассказал, зачем он собирался остановить князя, Орлов изменился в лице. Добрейшей души человек был ленив и не любил себя связывать обязательствами. Алексей Федорович долго молчал, пока, как это бывало с ним всегда, не нашел, на кого можно было положиться. Этой палочкой-выручалочкой оказался граф Адлерберг.

— Знаете ли, — протянул он, стараясь как бы между прочим не показаться черствым человеком. — Не по моей это части с жалобами такого рода разбираться. Я бы на вашем месте написал письмо на имя министра императорского двора.

— Я никогда не обращался в столь высокие инстанции, — испугался Травин.

— Что вы! К графу Адлербергу пишут по разным вопросам и не только сановные люди, — улыбнулся Орлов.

— Я в затруднении. У меня ведь четверо детей, — сказал, поджимая губы, Алексей, словно пытаясь сдержать слезы.

— Понимаю, — вздохнул князь. — Потому и вызвался помочь вам. Вы письмо напишите ему непременно. Я же со своей стороны поговорю с графом, попрошу, чтобы он быстренько его направил в нужные инстанции для принятия мер. Владимир Федорович высокого ума человек. Принципиален. Он не будет смотреть на то, что в споре замешаны высокопоставленные чиновники. Не отчаи вайтесь. Действуйте. Вы потом еще не раз вспомните мой совет.

* * *

Ближе к осени в газетах все чаще стали появляться заметки о вой не с Турцией. Началась война тихо, без объявления — русские войска 8 июня 1853 года перешли реку Прут и вторглись в Дунайские княжества — Молдавию и Валахию. Поводом для конфликта послужил спор между католическим и греко-православным духовенством из-за обладания «святыми местами» в Иерусалиме и Вифлееме, находившимися на территории Османской империи. Притязания католического духовенства поддерживала Франция, а православного — Россия. Российский император Николай объявил себя защитником православной церкви и покровителем всех православных на территории Турции и добивался, чтобы это было признано турецким султаном. Однако султан Абдул-Меджид отказался признать русского царя «вторым султаном».

В начале сентября турки потребовали от России вывода армии из Дунайских княжеств. Россия ответила отказом. Военные действия временно прекратились, но теперь в газетах можно было прочитать о подготовке к большой войне. В коротких хрониках корреспондентов сообщалось о поездках и встречах турецких дипломатов с дипломатами Великобритании, Франции и Сардинского королевства.

— Утром в булочной один мужик сообщил: наш император рассорился со всеми, теперь со всем миром воевать будем, — сказала Татьяна, проходя мимо стола, за которым с газетой «Санкт-Петербургские ведомости» сидел Алексей.

— С Турцией воюем, — поправил он.

— Так и сказала женщина, которая рядом со мной стояла, — отозвалась Татьяна и, задержавшись поодаль, продолжила: — Но ее не поддержала молодуха. Она заявила, ее муж работает в департаменте, и он говорил, дескать, воевать придется еще и с Францией. Тот, первый мужик говорил, — он снова в разговор вступил. — Он прибавил еще и Великобританию.

— Если и будет война, то с нашей стороны справедливая — мы должны были заступиться за братьев-славян, — сказал Алексей, откладывая в сторону газету.

— А ты папаша, воевать пойдешь? — послышался голос Авдотьи.

Вопрос прозвучал неожиданно. Воевать или не воевать, Алексей об этом не задумывался. В его возрасте он мог бы пойти добровольцем. Да что толку с такого вояки, если он ни разу в руках оружие не держал.

— Армия у нас сильная, кого хочешь побьет. Если понадобится ей помощь, то я как все встану под ружье, — расправив плечи, ответил он.

— Нашего учителя по рисованию, наверное, в первую очередь возьмут. Он такой высокий, здоровый. Правда, с летних каникул вернулся сильно худющий, но все равно — сильный. Он просил вас, папаня, в школу прийти, как только свободный день у вас будет, — подходя к столу, тихо сказала она, выкладывая на стол сложенный вчетверо лист бумаги.

«Как она выросла, я даже не заметил, — рассматривая дочь, подумал он. — Давно ли с Катей в игрушки играла, а вот уже во второй класс перешла и учится отлично».

Он поискал глазами Катерину. Та с серьезным выражением лица причесывала самого младшего в семье — Петра. Петруша неподвижно сидел на деревянном коне с деревянной шпагой в руке. Рядом с ними, пристроившись за маленьким самодельным столиком, рисовал Иван. По тому, как он наблюдал за младшими, время от времени склоняясь к бумаге, можно было понять, что рисует он братишку и сестренку.

Не терпелось взглянуть на письмо. В другой бы раз сразу взялся за чтение. Но сейчас, когда впервые за долгое время он оказался в центре внимания семьи и не было срочных дел, Алексей не мог оторваться от тихой семейной идиллии.

— А у тебя, Авдотья, как с рисованием? — спросил он дочку, замечая, что она не отходит от стола, а наоборот, приблизилась к нему с явным намерением обратить на себя внимание.

— С рисованием слабо — на «четыре», зато по всем остальным предметам «пятерки», — сказала она манерно.

Свет с окна падал на верхнюю часть ее лица. Золотистые кудряшки волос, которым словно не хватало места на голове, непослушно спадали на лоб. А из-под них с любопытством смотрели голубые глаза, излучавшие зеленые блики. И в этом выражении Травин вдруг увидел нечто от молодой Татьяны. Он улыбнулся навязчивой мысли, провел рукой по лицу и как можно серьезнее сказал:

— «Четверка» у такого строгого учителя, как Козлов, тоже хороший результат.

Едва от отца отошла довольная собой Авдотья, как приблизилась Катерина. За собой она привела Петра. У мальчишки вместо привычной челки волосы были зачесаны назад. Он то и дело пытался опустить их на лоб, но строгая Катерина не давала брату портить прическу.

Подошел и И ван. Он степенно протянул отцу серый лист бумаги, на котором карандашом были нарисованы младшие брат и сестра.

«Наверное, пора брать его с собой на подряды. Пусть привыкает», — подумал Травин, рассматривая внимательно рисунок.

После обеда он нашел время, чтобы заглянуть в записку Козлова. В своем коротком письме Павел Егорович сообщал:

«Уважаемый Алексей Иванович! Бывал я у троих Травиных. В Кашинском уезде и Шуе ничего знать не знают о Травиных из Галича. Зато в городе Стародубе тамошний помещик Никифор Алексеевич Травин рассказал мне прелюбопытную историю, слышанную им еще от своего деда.

Оказывается, внук Семена Ивановича Травина, того самого Серапиона-игумена Кирилло-Белозерского монастыря, получил от деда большое богатство. Асан Елизарьевич перед смертью завещал богатство одному из