Диего Марадона - Я - Эль Диего Страница 29

Я просил машины, которых не существовало в природе, и к назначенному сроку мне их доставляли. К примеру, «Мерседес-Бенц Кабриолет», который не доходил до Италии. Я попросил об этом Гильермо, и он позвонил в «Мерседес». Прошло время, и однажды раздался звонок от Гильермо; он хотел, чтобы я вышел на балкон… Я посмотрел вниз и увидел там «Мерседес», окруженный людьми, которые его пригнали — эта была первая машина данной марки в Италии. Я спустился, осмотрел ее, обнялся с одними, с другими, попросил ключ и сел в машину… Посмотрел вниз и увидел рычаг. «Она автоматическая», — сказал я им. Гильермо поменялся в лице: «Да, да, она автоматическая, это последняя модель». Я вылез, отдал им ключи, сказал «большое спасибо» и пошел к себе домой: мне не нравились машины с автоматической коробкой передач. Сейчас то, что я рассказываю, выглядит такой дикостью!

Жизнь в Неаполе тем временем была просто невообразимой. Я не мог спокойно завернуть за угол, потому что они меня… слишком любили! И когда неаполитанцы тебя любят, они действительно тебя любят! «Я люблю тебя больше, чем своих сыновей!» — говорили они мне. Я не мог даже пойти купить себе пару ботинок, потому что через пять минут в магазине было разбито стекло, а внутри собиралась тысяча людей. Тогда приходилось идти Клаудии, которая покупала мне одежду и все остальное. И они ее уважали: «Не вздумай коснуться жены Марадоны, иначе он не выйдет играть в воскресенье». Маршрут же от моего дома до Соккаво был настоящим приключением. По окончании тренировки мне приходилось садиться в машину, подъезжать к воротам, останавливать ее, не заглушая при это двигателя и сохраняя готовность в любой момент нажать на газ. Я говорил охраннику, чтобы он открыл ворота, и как только они открывались на нужную ширину, сразу же давил на газ. А те, кто уже знал мою тактику, преследовали меня на мотоциклах… до тех пор, пока я от них не отрывался. Мотоциклисты в Неаполе были подлинным сумасшествием! Они преследовали меня повсюду… Но на «Мерседесе» или на «Феррари» я от них уходил. В «Наполи» я чувствовал себя великолепно еще и потому, что я смог дать им то, чего раньше у них не было: не только футбольные приемы, но и гордость… Гордость, поскольку раньше «Наполи» никто ни во что не ставил, а теперь их стали бояться. Поэтому сейчас каждый неаполитанец может тебе сказать: «Те команды создавали не руководители; их создавал Марадона».

Шел сезон-1987/88, мой четвертый в Италии, и тогда появилась формула Ma-Gi-Ca. Ко мне и с Джордано присоединился, слава Богу, Антонио Карека. Люди уже привыкли к тому, что мы вели борьбу за самые высокие места, и тот сезон не стал исключением; поэтому я готовился к нему изо всех, пожалуй, как никогда ранее.

В октябре 1987 года мне впервые пришлось лечь в клинику доктора Анри Шено в Мерано, Швейцария. Со своего приезда в Италию и до того момента я играл без перерыва, имея за плечами почти двести матчей подряд, включая товарищеские и официальные игры за клуб и сборную Аргентины. Меня очень сильно беспокоили связки, и даже доктор Олива, который был в моих глазах волшебником, не мог предложить мне никакого другого лекарства кроме отдыха. Мне делали уколы, от которых я не мог сдержать слез… Я продолжал играть, держась только на этих уколах. Поэтому, когда я слышу, что футболисты получают слишком много денег, что они живут в роскоши, я отвечаю: а вы не хотели бы испытать состояние, когда иглу всаживают на десять сантиметров вглубь, в голень, в колено, в поясницу? Уверен, что нет…

Именно лечение в той клинике повлияло на мое выступление, но я никогда не смогу понять, почему мы провалились в конце сезона. Любопытно, что тот сезон, вызывающий у меня смешанные чувства, я вспоминаю как один из лучших в своей карьере, потому что физически я был готов как никогда, настоящий снаряд; и в то же время в душе у меня остался большой осадок, так как говорили, что «Наполи» продал чемпионство! Что он сдал его под давлением игроков на тотализаторе.

Но сперва стоит рассказать обо всем хорошем. Все осталось в памяти, в том числе и цифры: я забивал голы в шести матчах подряд — думаю, что в Италии это никому не удавалось со времен Джиджи Ривы, в «Кальяри». Я забил всем командам первого дивизиона, чего также никто не смог сделать, и несколько мячей я отправил в сетку «палкой», своей правой ногой, как например, «Удинезе». В первых 19 турах мы набрали 87 % очков — исторический рекорд! Мы были машиной, настоящей машиной, а моя форма помогла мне убедить Бьянки забыть о своем авторитаризме: на тренировках я работал в основном только с мячом и тренировался не более трех дней в неделю — по пятницам был только массаж и отработка штрафных ударов. Кроме того, наконец-то я забыл о своих страхах: мы все играли в атаке — я рядом с Карекой и Джордано на острие. И я стал лучшим бомбардиром, забив 15 мячей, на счету Кареки было 13…. Оставалось несколько туров до финиша, и наш отрыв от преследователей составлял 5 очков.

Теперь, о плохом… 17 апреля мы проиграли 1:3 «Ювентусу» в Турине. Мы не знали радости побед неделю за неделей, и один результат был хуже другого: сыграли вничью 1:1 с «Вероной», проиграли «Милану» 2:3, уступили 2:3 «Фиорентине» и 1:2 — «Сампдории». В пяти матчах мы набрали всего лишь одно очко! Мы проиграли чемпионат, который не имели права проигрывать, и нас начали называть глупцами.

Я считаю, что решающим был матч против «Милана», на «Сан-Паоло»: мы пропустили гол, затем я сравнял счет ударом со штрафного, который исполнил как никогда ранее, и после этого нас прикончили голами Вирдиса и Ван Бастена. Карека сделал счет 2:3, а затем судья Ло Белло свистнул, сорвав выход Антонио один на один с Галли, вратарем. Этот один из тех случаев, когда, сравняй мы счет… Но дело уже было сделано. Мудак Бьянки начал экспериментировать, оставил в запасе Джордано, и все пошло к чертям собачьим. К тому же я был в полном дерьме, травмированным, на моих пояснице и колене уже не оставалось живого места от уколов, и в двух заключительных турах я даже не смог выйти на поле.

Я не собираюсь искать виновных в том, что произошло… Я думаю, что мои партнеры по команде ошиблись, когда выступили с требованием увольнения тренера, Бьянки, после поражения от «Фиорентины». По сути дела они были правы, поскольку от Бьянки убежала черепаха — такие нелепые решения он принимал. Это была достойная идея Гареллы, Феррарио, Баньи и Джордано, но пришла она им в головы не вовремя. В заявлении говорилось, что Бьянки никогда не вступал с ними в диалог, и это было чистой правдой… Но Бьянки не был виновен во всем, равно как и мы, игроки, как он потом хотел все представить… Я никогда не соглашался с тем, в чем меня обвиняли, и был готов уйти из «Наполи», если бы люди подумали, что среди нас был продажный игрок. Я не принял этого и по сей день. Поэтому я остался в «Наполи» после окончания чемпионата; я хотел дать им всем ответ. Я отправил в Буэнос-Айрес Клаудию и Джаннину на тот случай, если какой-нибудь сукин сын вздумает распустить свои руки. Поэтому я остался и воспользовался возможностью принять участие в прощальном матче Платини: я не собирался играть, так как особого желания у меня не было, и в физическом плане я чувствовал себя мертвым, но француз названивал мне домой по 15 раз в день… Но, прежде всего, я остался, чтобы держать ответ, чтобы поговорить с Ферлаино, чтобы сказать ему в лицо то, что мы должны были сказать. Речь шла о каморре, о черном тотализаторе. И самое невероятное, что о том же самом говорили и год назад! И тогда мы все равно выиграли чемпионат!