После Сталинграда. Семь лет в советском плену. 1943—1950 - Эдельберт Холль Страница 29

на лестнице снова послышался какой-то шум. Это возвращались русские. Они чуть ли не вбежали в некоторые комнаты и вынесли несколько поленьев дров из комнаты старших офицеров. Я вышел из туалета и поспешил посмотреть, что происходит. Дрова были обнаружены в результате некоторых подозрительных признаков, что привлекли внимание русских. А если бы русские вернулись и поискали дрова в других комнатах? Пока мы не успели уничтожить за собой все улики! Действительно, удача очень нужна каждому из нас!

Сегодня суббота, 9 декабря. Мы выстроились снаружи на перекличку. Чертовски холодный день! Морозы держатся вот уже несколько дней. Думаю, сейчас 30–35 градусов ниже нуля. Сразу же после того, как нас пересчитают по головам, будет завтрак, а после него – последняя репетиция в песнопении в исполнении нашего двойного квартета. Прелюдией послужило наше первое выступление в прошлое воскресенье, в первый день начала предрождественского поста. Тогда мы выступали перед внимательной и благодарной публикой. Теперь хотелось еще более усовершенствовать исполнение, а венцом послужит празднование кануна Рождества.

Почему так запаздывает дежурный офицер? Еще немного ожидания на морозе, и мы уйдем отсюда, потому что не хотим замерзнуть. Ага, вот и лейтенант, который, судя по внешности, принадлежит к племени казахов или узбеков. Это – человек довольно высокого роста, черноволосый, с такими же черными бездонными глазами. Полковник докладывает о наличии личного состава. Убедившись, что во дворике выстроились все обитатели нашего блока, офицер достал свисток и громко свистнул. Деревянная дверь тут же распахнулась, и во двор ворвались 6 солдат, которые молниеносно заняли входы и выходы в барак.

Вот тебе и месса! Теперь нам придется стоять на холоде до того, как все там тщательно не обыщут. А заниматься этим они могут весь вечер напролет. Мы разозлились еще больше, но ничего не могли с этим поделать.

Потом прозвучали имена тех, кому надлежало собрать вещи и отправиться в караульную комнату. В нашей комнате русские уже все скрупулезно обшарили, перевернув там все вверх дном. Стиснув зубы, мы паковали вещи. Перед караульным помещением нас ждал еще один обыск, и мы слышали, что обыскивают там тщательно и очень внимательно. Процедурой руководил эмигрант Книппшильд.

Вот мы и внутри. Я направился прямо к дежурному солдату и раскрыл свой вещмешок. Тот стал осматривать мои вещи и отобрал все мои записи. Но мне удалось утаить фотографии и перочинный нож, который я прятал во фляге. Там постоянно было налито немного воды, в результате чего нож обнаружить невозможно даже при ее встряхивании. Снаружи перед караульным помещением стоял конвоир, который дожидался нас. Он повел нас через лагерь, в который я никогда до сих пор не входил без сопровождения. Нас на расстоянии приветствовали знакомые. Потом их прогнали члены Союза немецких офицеров. Мы прошли мимо 1-го блока в направлении к средней из трех церквей, что находились прямо за восточной частью лагеря, оделенные от его территории забором с колючей проволокой. В церковь вела небольшая калитка. Теперь мне стало ясно, что нас вели в саму церковь. В начале периода холодов это здание служило карантином для некоторых военнопленных офицеров, захваченных в Румынии. Сразу перед входом в церковь мое внимание привлекли две фрески, которые пытались закрасить белилами, но все краски скрыть так и не сумели. Похоже, здесь имела место и попытка защитить Деву Марию: стена на том месте, где находились ее глаза, была в выбоинах. Замазав белилами голову, неизвестный как бы увенчал ее покровом.

Через длинный проход нас провели к самой церкви. Большинство из моих товарищей, которых забрали из барака раньше нас, были уже здесь. Некоторые, однако, находились в административном здании, где их подвергали особому осмотру. Наконец и их тоже привели к остальным. Хинденланг поведал о том, что с ним происходило во время допроса у начальника оперативного отдела НКВД майора Кравца, которого за его стальные зубы мы прозвали «серебряным рудником».

В нашем бараке был обнаружен экземпляр «Майн кампф», и Кравец пожелал узнать, кому он принадлежал. Естественно, Хинденланг заявил в ответ, что понятия не имел о наличии у кого-то из нас такой книги. На самом деле книга принадлежала как раз ему. Она была прикреплена ремешком с внутренней стороны к его бедру. Мы разразились хохотом, оценив такой способ хранения.

Внутри церкви было ужасно холодно, так же как и на улице. Мы стояли, сбившись тесно друг к другу, и наше дыханье застывало в воздухе. Мы надели на себя все, что имели из одежды, но это мало помогло сохранить тепло. На все помещение имелась лишь одна небольшая керосиновая плитка, и некоторые товарищи, собравшись вокруг нее, пытались хоть немного согреться. Время от времени появлялся кто-то из последних отсутствующих, и к вечеру мы все снова были вместе. Никто почти ничего не говорил. Следовало обязательно обдумать события минувшего дня. Вновь появился дежурный офицер, который, посмотрев на нас, кажется, остался чем-то доволен. Потом он опять куда-то исчез. Я и мои товарищи по комнате старший врач доктор Вебер и капитан фон Венцовски устроились на выложенном плиткой полу. Похоже, мы разлеглись в центральной части церкви. Наши уставшие, ослабленные тела требовали отдыха, но мы не могли себе позволить отдых здесь – очень холодно. Даже если сюда поставить несколько печей, этим можно было бы добиться лишь умеренной температуры в здании. Да и кто возьмется снабжать дровами сразу несколько печей?

В моей голове роились сразу несколько мыслей. Я вспомнил о том, как год назад гвардии подполковник (тогда майор) угрожал уничтожить меня физически и морально. Может быть, нас медленно, но уверенно готовят к «холодному походу»? Похоже на то. Но, в таком случае что я могу сделать? Остается только одно: голодовка! Я полон решимости пойти на этот шаг, даже если я буду один. Однако я уверен, что и другие думают так же. Время шло, и вот к морозу прибавилась темнота. Похоже, для всех наших неприятностей стало обычным то, что они всегда ходят парами.

Так прошла ночь, и наступил второй день рождественского поста 1944 г. Мои соседи доктор Вебер и фон Венцовски так же, как и я, размышляли, не зная отдыха. Как только мы обменялись между собой первыми фразами, все трое пришли к общему соглашению. Мы должны подготовить всех обитателей 6-го блока к тому, что начнем голодовку, но ее следует организовать таким образом, чтобы старший по блоку оказался в стороне и его ни в чем нельзя было бы обвинить. Я давно уже был на ногах и пытался согреться, вышагивая туда-сюда. Падре