Юрий Сушко - Клан Чеховых: кумиры Кремля и Рейха Страница 29

Едва ступив на перрон Рижского вокзала, Михаил Александрович почувствовал, что к нему возвращается доброе настроение, напрочь утраченное во время бесконечных переездов и скитаний в поисках «своего» театра: Берлин, Прага, Париж, Вена, снова Берлин. «Начинается период удач!» – сказал он сам себе, боясь спугнуть возникающее предощущение успеха. Штайнер недаром так много говорил об интуиции как о методе познания неведомого мира. Главное – случайно не проболтаться о своем предчувствии, о своей вере в то, что намеченное непременно сбудется!

Бог ты мой, да сколько же встречающих! Неужели рижане еще не забыли десятилетней давности гастроли Художественного театра?!. Вот директора местных театров, актеры, репортеры, фотокорреспонденты, старые друзья и поклонники, которые когда-то носили Чехова-Хлестакова на руках. Тогда это был его дебют на зарубежной сцене, и Рига «первая тогда раскрыла передо мной соблазнительные тайны «заграницы», – писал Михаил Александрович. – Прожив столько лет в России в более чем скромных условиях, забыв о существовании ресторанов, смокингов, балов, отвыкнув от веселой праздности, я вдруг все это встретил за границей, в чистенькой, уютной и веселой Риге…»

До чего славные были денечки! Новые знакомые без конца водили его из ресторана в ресторан, днем – в «Германский парк» и «Римский погреб», ночью, после спектаклей, – в подвальные кабачки с красно-сине-желтыми весело подмигивающими фонариками. Он ел, пил, подписывал фотокарточки, всех любил, обнимал, целовал красивых девушек, танцевал с ними – и подчас тут же терял из вида. Молодых сил тогда хватало на все.

И вот теперь, спустя десять лет, он «снова почувствовал, что я актер, что «халтуры» здесь не хотят, что все готово к хорошему спектаклю и что никто из пишущей братии не ждет сладострастного провала».

Итак, с чего начнем? Изголодавшемуся по настоящей работе Чехову уж было невтерпеж. Но его пыл вежливо остужают. Не стоит торопиться. Как там у вас, у русских, говорят, не надо людей смешить, да?.. Но ведь он и так собирался веселить, дарить радость рижанам, почему же нет?!

– Представляешь, и здесь то же самое – и репертуар, и выбор сценических площадок, и даже то, какую роль мне играть, диктуют чиновники! – старательно изображал возмущение Чехов перед своей единственной зрительницей в домашнем «партере», женой Ксенией. – Эти деятели требуют, чтобы гастроли обязательно начались только в Национальном театре, а потом можно будет и в Русской драме. Придумали еще одно пожелание-указание: не только поставить «Эрика ХIV», но и самому выступить в главной роли. Только потом уже они будут думать о постановке «Вишневого сада» и «Дворянского гнезда». Кошмар!

Театр одного актера и одного зрителя…

Премьеру спектакля «Эрик ХIV» на сцене Национального театра рижская критика уже на следующее утро назвала главным театральным событием года. А еще через неделю Чехов дебютировал в Русской драме в роли Мальволио в «Двенадцатой ночи». И вновь успех!

Спустя месяц в Национальном новая премьера – «Смерть Иоанна Грозного». Осенью состоялось открытие театральной школы и две кряду премьеры «Гамлета» с Чеховым в главной роли – в Риге и в Государственном театре Литвы в Ковно (Каунас). По инициативе Андрея Жилинского, друга и коллеги Чехова по МХТ, который здесь уже был, во-первых, Андрисом Олеки-Жилинскасом, а во-вторых, руководителем Государственного литовского театра, с «варяжским гостем» Чеховым, прибывшим то ли из России, то ли из Парижа, тут же заключили годовой контракт, и весь следующий сезон Михаил Александрович в свое удовольствие курсирует между Ригой и Каунасом.

Лекциями Чехова в рижской актерской школе заслушивались. «Чеховиеши» («чеховцы») не устают молиться на своего учителя. Он рассказывает им не только о технике, ритме, пластике, но и раскрывает тайны самого явления «театр»:

«Я не знаю еще другой такой профессии, которая могла бы так низко пасть, как театр, и как низко он пал! Сплошь и рядом говорят: «Театр – это храм». Но сегодня слово «храм» звучит как-то неловко по отношению к театру. А ведь театр произошел от мистерии. Мистерии идеей своей ставили посвящение человека в тайну. Человек в этих мистериях был так высок, так богат, что из него, как из необычайно богатого резервуара, впоследствии отделился ряд особых течений, которые потом стали самостоятельными: 1) наука, 2) религия, 3) искусство…

Я только упомяну о двух-трех таких качествах, которые будущий актер сможет развить в себе. Каждый из нас как человек обладает той или иной степенью внимания. Без внимания нельзя жить. Без внимания нас раздавил бы первый автомобиль на улице. Когда мы выходим на сцену, степень нашего внимания повышается… Сегодня я предложу вам несколько конкретных упражнений на внимание, на развитие внимания. Давайте будем внимательны, допустим, к этому стулу… Прибавьте к вниманию глазами осязание телом… Вливаемся в форму стула и, наконец, – переживаем качества стула, например, тяжесть…»

Слушатели Чехова на глазах превращались в податливый материал, и он с азартом скульптора принимался за дело!

– Знаете, у русских есть такая поговорка – слышно, как трава растет, – напоминал им учитель. – Вот Гёте обладал этим свойством слышать, как трава растет. Он мог, закрыв глаза, проникать в растение, и растение росло на его духовных глазах. Такое мышление соединяет мыслящего с объектом его мышления и непосредственно приводит к творческим силам. А если наше мышление не приводит нас к творчеству, значит, мы слишком поверхностно мыслим. Сила творческая, которая создает растение, та же сила, что и в нас. Сила одна и та же. И если мы сумеем проникнуть в творческие силы растения, услышим, как трава растет, мы проникаем в творческие силы земли и всего живого. Вот такого рода мышление нам нужно, нужно как воздух. Есть пути и упражнения к такому роду внимания и мышления, и со временем театр придет к этому…

К сожалению, все хорошее имеет обыкновение очень скоро заканчиваться. Сначала экономический кризис выгнал актеров из театров на хутора, поближе к зажиточным родственникам, где можно было доить коров, потом уже в леса – собирать грибы и ягоды для продажи на привокзальных площадях и рынках, а последовавший за всем этим политический переворот привел к власти профашистски настроенных ультранационалистов во главе с Ульманисом.

Свидетелем, а позже и жертвой всех этих катаклизмов стал Михаил Чехов. «Однажды ночью, – рассказывал он, – я заметил, что улицы как-то особенно пусты и тихи. И мне показалось: странная, напряженная атмосфера окружает меня, вызывая какие-то далекие, неясные воспоминания. Знакомое чувство беспокойства охватило меня. Я силился вспомнить, но не мог, и это увеличивало безотчетную тоску. Вдруг мимо промчался грузовик. В нем плотно, плечом к плечу, стояли в молчании люди. Другой, третий грузовик. Снова все стихло. Наутро стало известно: в Латвии совершился бескровный переворот… Началась жестокая травля иностранцев. Настало время полного и окончательного торжества моего милого протеже Ш. Он вдруг оказался могущественным человеком. Не выходит ни одного газетного номера, где бы Ш. под разными псевдонимами не требовал моего немедленного удаления из их «обновленной» страны…»