Николай Коняев - Николай Рубцов Страница 29

Как писал Глеб Горбовский: «обозначил ряд имен и спохватился: где эти люди? Неужто умерли все? Почему не вижу столькие годы? Ни в городе, ни в деревне. Так ведь они уехали все, улетели. Будто птицы по осени. Только не на юг. На запад. Веселые были ребята...

А вот, скажем, Боря Тайгин — не улетел. Ни вглубь, ни вкось. Уцелел. Сдюжил. Смирил гордыню. Остался жить у себя на Васильевском острове. Невдалеке от Смоленского кладбища. Удивительно стойкий, хоть и не оловянный солдатик этот Боря Тайгин, принявший отпущенные судьбой муки и радости с улыбкой ребенка, а не с ухмылкой закаленного в коммунальных битвах страстотерпца. Известно, что зло в человеке — это болезнь, тогда как добро — норма. Зло в себе необходимо лечить каждодневно, ежесекундно. Но есть люди, к которым эта хворь как бы не пристает. У них — иммунитет. Мне думается, что Боря Тайгин из этого ряда неподверженных. В старину их именовали блаженными...»

Еще можно назвать Бориса Тайгина подвижником. Он издал за свою жизнь несколько тысяч сборников стихов своих приятелей-поэтов.

Если учесть, что они печатались на пишущей машинке тиражом в пять экземпляров, то можно совместить данное нами имя с определением Горбовского... Получится — блаженный подвижник... Вот этот «блаженный подвижник» и становится первым издателем стихов Рубцова...

«В конце мая, — вспоминает Борис Тайгин, — Рубцов позвонил мне по телефону, мы уточнили день и час его прихода ко мне, и вот — 1 июня 1962 года Николай Рубцов у меня дома! Он оказался простым русским парнем с открытой душой, и минут через 10 после его прихода мы беседовали, как старые друзья! Я включил свой магнитофон, и мы прослушали чтение поэтами своих стихов, которые у меня были ранее записаны на ленту. Я сказал Николаю, что решил записывать на магнитофонную ленту стихи своих друзей в авторском чтении и что, как мне кажется, через определенный отрезок времени такие записи будут представлять уникальную ценность! Он одобрил это начинание и тут же сам зачитал мне на ленту десять своих стихов! Я также показал Николаю несколько машинописных книжечек, которые сам напечатал и переплел, и объяснил, что таким вот образом решил собирать совершенно необычную библиотеку современной поэзии, где авторы стихов — мои друзья, стихи которых я хотел бы иметь у себя! Эта мысль очень понравилась Николаю, и тогда я тут же предложил — напечатать с помощью моей машинки подобие настоящего сборника стихотворений Николая Рубцова, под редакцией самого автора! У Николая имелось с собой довольно много машинописных листков с его стихами и мы, не откладывая дела в «долгий ящик», стали обсуждать: что из себя должна представлять такая книжка стихов? Николай набросал ориентировочный макет книжки...

Расстались мы в этот вечер добрыми друзьями. В свете нашего замысла об издании его книжки стихов Николай в скором времени обещал снова зайти ко мне. Я немедленно приступил к печатанию на машинке оставленной им подборки стихов, получая при этом настоящее эстетическое Удовольствие, настолько стихи его были великолепны!»

В течение полутора месяцев Рубцов бывал у Тайгина довольно часто, принося с собою каждый раз новые стихи. Многие он, по ходу составления книжки, переделывал.

В начале июля работа по созданию задуманной книжки подошла к концу. В окончательном варианте в книжку вошло 38 стихов, разделенных на восемь тематических циклов: «Салют морю», «Долина детства», «Птицы разного полета», «Звукописные миниатюры», «Репортаж», «Ах, что я делаю», «Хочу — хохочу», «Ветры поэзии»...

Рубцов назвал свою книжку «Волны и скалы», объяснив, что «волны» означают волны жизни, а «скалы» — различные препятствия, на которые человек натыкается во время своего пути по жизни. Стихи в книжке, говорил он, именно об этом, и лучше названия — это слова самого Николая Рубцова! — придумать невозможно!

7 июля сборник был полностью перепечатан, и оставалось лишь переплести его. Николай весь этот вечер провел у Тайгина. Внимательно перечитал все стихи. Потом сказал, что хорошо бы написать несколько вступительных слов...

11 июля был готов и текст «от автора».

«В этот сборник, — писал Николай Рубцов, — вошли стихи очень разные. Веселые, грустные, злые...

Кое-что в сборнике слишком субъективно. Это «кое-что» интересно только для меня, как память о том, что у меня в жизни было. Это стихи момента.

Стихотворения «Березы», «Утро утраты», «Поэт перед смертью...» не считаю характерными для себя в смысле формы, но душой остаюсь близок к ним...

И пусть не суются сюда со своими мнениями унылые и сытые «поэтические» рыла, которыми кишат литературные дворы и задворки.

Без них во всем разберемся.

В жизни и поэзии — не переношу спокойно любую фальшь, если ее чувствую.

Каждого искреннего поэта понимаю и принимаю в любом виде, даже в самом сумбурном.

По-настоящему люблю из поэтов-современников очень немногих.

Четкость общественной позиции поэта считаю не обязательным, но важным и благотворным качеством. Этим качеством не обладает в полной мере, по-моему, ни один из современных молодых поэтов. Это — характерный знак времени.

Пока что чувствую этот знак и на себе.

Сборник «Волны и скалы» — начало. И, как любое начало, стихи сборника не нуждаются в серьезной оценке. Хорошо и то, если у кого-то останется об этих стихах доброе воспоминание».

Предисловие необычное, как необычна и сама книга, как необычен и способ издания ее. В нем много задора, даже нахальства... Но еще больше застенчивости... В характере Рубцова уживалось и то и другое. Уживается это и в предисловии...

И все-таки главное в предисловии то, что не сказано словами. Главное — прощание с еще одним этапом собственной жизни... Рубцову и дорого то, что остается позади, и вместе с тем — он сам пишет так! — пока все пережитое и наработанное не нуждается в серьезной оценке.

13 июля весь тираж — шесть экземпляров! — лежал на письменном столе. Полуторамесячная работа была завершена!

А время торопило Рубцова... Очень плотно пошли события, и, взяв очередной отпуск, в середине лета Рубцов уезжает в Николу.

По дороге заезжает в Вологду.

Сохранилось его письмо, адресованное сестре:

«Галя, дорогая, здравствуй! Как давно я тебя не видел! Встречу ли еще тебя? Сейчас я у отца и у Жени. Проездом. Еду в отпуск, в Тотьму. До свидания...»

Письмо суматошное...

Чувствуется, что Рубцов чем-то очень взволнован. Волнение это без сомнения связано с отцом.

Есть маленький домик в багряном лесу,И отдыха нынче там нет и в помине:Отец мой готовит ружье на лисуИ вновь говорит о вернувшемся сыне...

Стихотворение «Жар-птица» впервые опубликовано в «Вологодском комсомольце» 10 октября 1965 года, но написано оно наверняка раньше, скорее всего еще тогда, в шестьдесят втором.