Виктор Гофман - Любовь к далекой: поэзия, проза, письма, воспоминания Страница 29

К. БАЛЬМОНТУ

Блеснувши сказочным уборомСвоих пленительных стихов,Летишь ты вольным метеоромВ мир несменяющихся снов.Красой неведомой и жгучейТы оковал наш робкий взгляд —И миру дал своих созвучийВсеувлекающий каскад.Они как бред полночный странны,Они красивы и нежны,Как поцелуи польской панны,Как ропот ласковой волны…И будят в сердце страсть и мукиМглу ощущений, неги дрожьИх зачарованные звуки,Их завлекающая ложь…Певучей лаской их лелеем,Я в чутком сердце их таю —И перед вольным чародеемСклоняю голову свою!

ВАЛЕРИЮ БРЮСОВУ

Могучий, властный, величавый,Еще не понятый мудрец,Тебе в веках нетленной славыГотов сверкающий венец!В тебе не видит властелинаВзор легкомысленной толпы:Что им бездонных дум пучина,Мечты победные тропы?Пусть будет так, пускай донынеТвой вдохновляющий призывГлас вопиющего в пустыне —О, верь! О, верь! Ты будешь жив!Напевных слов твоих могучестьПрожжет упорные сердца…О, обольстительная участь!О, блеск, о, слава без конца!Твои предчувствия и думыПостигнув, в сердце я таю,И пред тобой, мудрец угрюмый,Склоняю голову свою!

ПОСЛЕ ДОЖДЯ

Смотри, как хорошо! Умчалась буря –И снова даль небес роскошно-высока…Лишь кое-где в сияющей лазуриЕще последние клубятся облака…

Как прихотливо-ярко освещенье!Вот длинный ряд заплаканных березБлестит, горит, при каждом дуновеньиРоняя бриллианты светлых слез…Цветы, оправившись, как будто живыИграют радугой в забрызганной траве…Как хорошо, как чудно, как красивоИ здесь, внизу, и там, в широкой синеве!

«Ах, я в любви своей не волен…»

Ах, я в любви своей не волен,Меж нами ласковый союз, —Но ты не знаешь, что я болен!Позорно болен и таюсь.

А я тревожен, я бессилен,Во мне и стук, и свист, и звон,Ты знаешь город – он так пылен,Я им навек порабощен.

«Был ли день или ночь иль неверный рассвет?..»

Был ли день или ночь иль неверный рассвет?Нестерпимо тешила мечта.Скажи: это было иль нет? Это бред?В уста не впивались уста?

Там поддались мы, и ты и я,Наветам шепчущей тьмы?Бедная девочка, радость моя,Знаешь, что сделали мы?

МНОГИМ

Меня зовете вы — союзник,Меня влечете за собой, —А я томлюсь, томлюсь, как узникМеж вашей шумною толпой.Мне безразличны все дороги,Что вы избрали для борьбы.Мне все равно — кто эти боги,Которым шлете вы мольбы!

В вас дышит замысел глубокий,Вы все узрели новый свет.И вы гонимы, одиноки.“Да, вы пророки — я поэт!”Ах, я люблю одни обманыСвоей изнеженной мечты,И вам неведомые страныСамовлюбленной красоты!

(ШУТКА)

Буду ждать тебя завтра у двери,Весь дрожа и ругая зиму,Буду думать, что б сделал Валерий,Если б ждать так пришлося ему.

Лишь появишься ты на площадке,Озираясь по всем сторонам,С затрудненьем сниму я перчаткиИ изысканно руку подам.

И пойдем мы. В глухом переулкеСтанет взор твой так нежно лучист,Что в теченье всей нашей прогулкиБуду я чрезвычайно речист.

Говорить буду так поэтично —Даже странно как будто слегка.О, поэт я совсем необычный,Но не всеми лишь признан пока.

Во вращенье земли я не верю,В солнце тоже не верю давно,Говорить буду словно Валерий,Значит, очень и очень умно.

О, Валерий. Талант он громадный,Ты его прочитаешь всего.Да теперь уж, как это отрадно,Признавать начинают его.

О, Валерий, Валерий, Валерий…Впрочем, после могу досказать,Не заставь только завтра у двериСлишком долго тебя поджидать.

ПРОЗА. ЛЮБОВЬ К ДАЛЕКОЙ.

РАССКАЗЫ

МАРГО

Неумолкающий, гулко-спутанный шум — голосок, шагов, звякающих ножей и посуды,— яркий блеск, который тоже кажется гулким и шумным, снова говор, шелестенье и гам, — и надо всем, все покрывая, слепящий электрический свет, отражаемый стенами, зеркалами и хрустальными вахтами столах. Тревожно, искристо, возбужденно-шумно в кофейне, Заняты, заполнены уже почти все столы, но то и дело протискивается кто-нибудь новый вперед, — спокойный, изящный мужчина или горделивая женщина в порывисто-изогнувшейся шляпе.

– Вы разрешите к вам присесть?

Та, к которой это относилось, подняла глаза. Перед ней стоял молодой человек среднего роста с небольшими усами, в черном котелке и пальто. Он был нисколько бледен и улыбался напряженно. Она опять опустила глаза и сказала тихо, словно недоумевая:

– Пожалуйста.

Он сел как-то подчеркнуто-развязно. Рядом с собою на желто-серый мраморный столик положил котелок, примостил тросточку. Она сидела неподвижно, слегка нагнувшись вперед со спущенными под стол руками. В ней было что-то странное. Слезная, худая, с большими прозрачными глазами, – какая-то необычная она здесь. Он это сейчас же заметил и потому, может быть к ней и подошел. И теперь он глядел на нее с удивлением.

– Что же мы спросим? Шоколаду, кофе? Чего вы хотите?