Дмитрий Рогозин - Ястребы мира. Дневник русского посла Страница 3

Февраль— Кремль выразил категорическое несогласие с решением ведомых США стран провозгласить независимость Косово, несмотря на протесты Сербии.

Март— президентом России избран Дмитрий Медведев.

Май—новый глава государства представляет Думе кандидатуру Владимира Путина для утверждения его председателем правительства России. Формируется политическая система с двумя центрами власти.

Август— президент Грузии Михаил Саакашвили отдает своим вооруженным силам тайный приказ напасть на блокпосты российских миротворцев в Южной Осетии и подвергает в ночь с 7 на 8 августа спящую столицу этой республики артиллерийскому и ракетному обстрелу. Спустя два часа после начала военных действий Кремль принимает решение оказать жителям Южной Осетии, в большинстве своем гражданам России, военную помощь и вызволить оставшихся в живых миротворцев. Североатлантический альянс предпочитает не вмешиваться напрямую в вооруженный конфликт, но обвиняет Россию в «непропорциональном применении силы». В ответ Москва приостанавливает политическое и военное сотрудничество с НАТО и признает независимость Абхазии и Южной Осетии.

Апрель— юбилейный саммит НАТО в Страсбурге принимает решение восстановить контакты с Россией без всяких предварительных условий.

Август— НАТО оказывает помощь России в поиске захваченного пиратами сухогруза «Арктик-Си» с российским экипажем на борту. Благодаря информации, полученной от Штаба Объединенных вооруженных сил НАТО в Европе, российский сторожевой корабль «Ладный» перехватывает угнанное судно в нескольких сотнях миль от западного берега Африки.

Сентябрь— новый генсек НАТО Андерс Фог Расмуссен высказывается за выстраивание с Россией стратегических партнерских отношений.

Октябрь— обнародован доклад Комиссии ЕС о причинах и виновниках конфликта в августе 2008 года. Грузия названа агрессором и нарушителем международного права. НАТО предпочла «не заметить» выводы Комиссии ЕС.

Накануне

Политикой я стал интересоваться еще в юности. Мой отец — Олег Константинович Рогозин, генерал-лейтенант, доктор технических наук и профессор, до выхода в отставку занимал высокие должности в Министерстве обороны СССР. Будучи заместителем начальника Службы вооружения, в 1980-е годы он практически руководил всей оборонной наукой страны и привил мне интерес к военным делам.

Наш дом был вечно полон интереснейшими людьми — генеральными конструкторами ведущих фирм, крупными учеными и военачальниками. Как правило, мама накрывала стол на кухне или в гостиной, и я становился невольным слушателем увлекательных бесед отца с гостями.

Говорили не только о военных делах: программе вооружений, новейших разработках систем оружия (в эти моменты отец отправлял меня под благовидным предлогом куда-нибудь сходить и что-нибудь принести), но и о ситуации в стране, которая становилась все тревожнее.

Отец и его коллеги откровенно недолюбливали партийных демагогов и высших руководителей КПСС, которые с 70-х годов один за другим впадали в маразм. Я чувствовал, что между кадровыми военными и учеными, с одной стороны, и партийным руководством Вооруженными силами СССР — с другой, постоянно тлел конфликт, порожденный диаметрально противоположными подходами к обеспечению безопасности страны.

Дряхлеющие рептилии Политбюро настаивали на достижении «стратегического паритета» между Советским Союзом и США, который понимался ими как математическое равенство «мускулов»: танков, пушек и особенно стратегических ядерных сил, развернутых двумя сверхдержавами друг против друга.

Отец и его друзья-ученые считали иначе. С их точки зрения, безопасность страны вовсе не требовала равного количества смертельного железа, на изобретение и производство которого были брошены лучшие силы науки и промышленности СССР. В конечном счете именно гонка вооружений — бессмысленная, поставленная на поток «штамповка» гор оружия, причем морально устаревшего и пригодного разве что для ведения грандиозных танковых сражений образца Второй мировой войны, истощила экономику, создала дефицит самых необходимых товаров, деморализовала советское общество и привела политический строй и советскую государственность к летальному исходу.

Возможно, кремлевские старцы и уже немолодые руководители военного ведомства, многие из которых застали последнюю войну и прошли сквозь ее огненные годы, не могли избавиться от так называемого «сталинского синдрома». Вооруженные силы и военная промышленность Советского Союза в первые месяцы гитлеровской агрессии 1941 года оказались не готовы отразить натиск немецкой армии именно из-за стратегических просчетов политического руководства страны. Тогда ставка делалась не на формирование тяжелых танковых и моторизованных бригад, которые могли бы сдержать наступление вермахта, а на легкие танки и даже конницу! Такое, кстати, часто бывает: старое военное руководство все время готовится к прошлой войне. «Обжегшись на молоке», Политбюро «дуло на воду», требуя от промышленности и в целом всей советской экономики все большей милитаризации.

Мой отец и его товарищи думали по-другому, жестко отстаивая свою позицию. Суть ее сводилась к следующему: вместо доктрины «стратегического паритета», разоряющего страну и ее граждан, следовало немедленно перейти к стратегии сдерживания.

Такая стратегия предполагает возможность ответных действий, способных нанести противнику ущерб, заведомо превосходящий «выигрыш», ожидаемый агрессором от развязанной им войны. Объясняя мне, еще школьнику, смысл этой стратегии, отец говорил: «Представь себе двух бойцов. Один из них, самый крупный и мощный, вооружен пулеметом. Другой держит в руке всего лишь пистолет. Но фокус в том, что и пулемет, и пистолет нацелены точно в сердце противника и, более того, механически связаны друг с другом своими спусковыми крючками. Выстрелит один — автоматически выстрелит и другой. Погибнут оба. И неважно, что громила погибнет от прямого попадания одной пули, а его противник получит в сердце всю очередь пулемета. Погибнут оба».

В качестве доказательства своей правоты отец часто приводил пример Карибского кризиса. Тогда Советский Союз примерно в 17 раз уступал Америке в количестве ядерных ракет и атомных бомб, тем не менее этого соотношения было более чем достаточно, чтобы удержать Вашингтон от развязывания термоядерной агрессии и мировой катастрофы.