Борис Владимиров - Комдив. От Синявинских высот до Эльбы Страница 3

— У меня четверо братьев, все они честные и преданные коммунисты, и все-таки я ни за кого из них никогда не поручусь.

— Если вы не можете ручаться за родных братьев, — ответил я, — то это значит, что у вас плохая семья. Я же могу поручиться не только за отца, братьев и сестер своих, но и за друзей, которых я хорошо знаю. Вот месяц назад арестован командир отдельного танкового батальона товарищ Алексеев. Он мне не близкий друг, но я его хорошо знаю по службе и уверен в его невиновности.

Пример с Алексеевым вывел Свинцова из терпения. Не слушая меня, он зло кричал что-то мне в лицо. Я встал, чтобы прекратить этот глупый спор с человеком, у которого вместо мозгов газетные передовицы, и резко сказал:

— Вы мне своим криком ничего не докажете. Я настаиваю, чтобы мой рапорт был направлен Ворошилову.

Надев фуражку, я отдал честь и вышел.

Через три месяца был получен приказ наркома обороны о моем переводе в Томск старшим преподавателем тактики на курсы усовершенствования офицерского состава запаса. Моя просьба была выполнена: на курсах у меня не было ни одного подчиненного.

С вокзала я направился прямиком в штаб округа. На улицах у громкоговорителей толпились люди, надеясь услышать ободряющую весть. Все надеялись и ждали, что вот-вот наступит переломный момент и наша армия даст врагу сокрушительный отпор. Правительственные сообщения не приносили ничего утешительного, и люди расходились с тяжелым сердцем.

— Что будет? Что будет? — тяжело вздыхали женщины.

В отделе кадров штаба округа меня направили в распоряжение командира 40-й запасной бригады полковника Торопчина. Когда я услышал эту фамилию, мне стало не по себе. Торопчина я знал еще начальником Томских курсов усовершенствования командного состава, где я работал старшим преподавателем тактики до назначения в 365-й стрелковый полк. Симпатий друг к другу мы не питали. На меня он производил впечатление человека ограниченного, сухого и замкнутого. Он мало считался с нами, преподавателями, а меня, как мне казалось, просто терпеть не мог за мои частые критические выступления.

Назначение в запасную бригаду к Торопчину было ударом ниже пояса. Я совсем пал духом. Этого я никак не ожидал. Я думал, что назначение в запасную бригаду связано с недоверием ко мне, и переживал это как незаслуженную обиду. Направляясь в штаб бригады, я представил себе, как встретит меня Торопчин, и твердо решил, что при первом удобном случае повидаю командующего округом и откровенно выскажу ему все, что накопилось в душе.

Торопчин, однако, принял меня приветливо, как старого хорошего знакомого. Я был приятно удивлен, настроение поднялось. Мне стало даже стыдно, что я так плохо о нем думал, а он оказался не мстительным человеком.

Назначен я был в запасной стрелковый полк заместителем командира по строевой части. Полк был большой, около 7000 человек личного состава. Два-три раза в неделю мы формировали маршевые батальоны численностью в 1000 человек и отправляли на фронт.

Командиром полка был полковник Никулин, прекрасный человек, очень спокойный и скромный. За все время работы он ни разу не повысил голоса, со всеми был вежлив и ровен. На общем фоне постоянной грубости, прочно укоренившейся в армии как обязательный атрибут командирской требовательности, он выглядел человеком, к которому не липла никакая грязь.

Первые несколько дней работы в полку Никулин приглядывался ко мне, но, увидев, что я быстро освоился с делом и работаю с душой, предоставил мне полную свободу, не опекая и не вмешиваясь в мою работу. За всю свою многолетнюю службу в армии я редко видел командиров, умеющих полностью доверять своим подчиненным и верить в их способности, как это умел делать полковник Никулин. Такое отношение окрыляло меня, я чувствовал прилив сил и с нарастающей энергией и необыкновенным наслаждением выполнял свою работу.

Часто приезжал к нам Торопчин, проверить, как идут дела, и оставался доволен. Это был уже совсем другой человек по сравнению с тем, кого я знал в Томске, менее самонадеян и всегда любезен со всеми. Уезжая, крепко жал нам руки и, показывая Никулину на меня, с отеческой гордостью говорил: «Мой воспитанник!»

Работы было много, но настоящие трудности ожидали нас впереди. Настали дни, когда на фронт надо было отправлять ежесуточно по одному, а иногда и по два маршевых батальона. В это горячее время, которое тянулось около месяца, нам почти не удавалось спать. Москва крепко нажимала на штаб округа, и мы понимали, что план отправки маршевых батальонов на фронт, несмотря ни на что, должен быть выполнен точно.

Чтобы не «промахнуться» в этом деле, командующий округом решил возложить ответственность за организацию этой работы на одно лицо, с непосредственным ему подчинением. Выбор пал на меня, как имеющего уже некоторый опыт.

Меня вызвали в штаб округа и представили командующему.

— Я доволен вашей работой, — сказал командующий, — но вижу, что многие вмешиваются и мешают вам работать. Поэтому я решил назначить вас старшим и ответственным за всю работу по формированию и отправке маршевых батальонов. Вы будете непосредственно подчиняться мне. Можете по своему усмотрению использовать офицеров штаба округа. В случае надобности, обращайтесь прямо ко мне. Ясно?

— Так точно, ясно, — ответил я.

— Есть ли у вас вопросы ко мне? — спросил командующий.

Я решил воспользоваться благоприятным моментом.

— У меня есть личная просьба, товарищ командующий. Я очень прошу вас, после того как справлюсь с этой работой, отправить меня на фронт.

И тут же рассказал ему о своем отце и в связи с этим мучившими меня сомнениями.

— Ничего отрицательного о вас мне не известно, — сказал он и, взяв телефонную трубку, попросил кого-то зайти к нему. Через несколько минут в кабинет вошел начальник Особого отдела округа.

— Вот т. Владимиров обратился ко мне с просьбой отправить его на фронт, — сказал ему командующий, указывая на меня, — и в то же время он сомневается, окажут ли ему доверие драться за Родину. Есть ли у вас компрометирующие данные и что вам известно об отце т. Владимирова?

Начальник Особого отдела взглянул на меня и, немного подумав, ответил:

— Нет, ничего компрометирующего нет. А об отце я постараюсь навести справки.

— Вот и прекрасно, — сказал командующий. — Сейчас вы нужны здесь, и сами видите, что и тыл нуждается в знающих офицерах. Даю слово, что при первой возможности, как только спадет напряжение, я направлю вас на фронт.

Я поблагодарил командующего и как на крыльях полетел на работу, которой было по самое горло. Надо было многое успеть сделать за очень короткие сроки. Чуть ли не каждый день прибывали две-три тысячи запасников. Их надо было распределить по военно-учетным специальностям, обработать в санитарно-пропускных пунктах, одеть, обуть во все военное, выдать снаряжение и личное оружие. Затем составить из них маршевые роты, батальоны и, снабдив запасами продовольствия, посадить в вагоны. Работа считалась законченной только после доклада начальника эшелона о принятии людей и готовности к следованию по железной дороге.