Павел Батов - В походах и боях Страница 3

Однажды в конце июня 1941 года, при переговорах с Москвой, маршал Б. М. Шапошников мне говорил: «Вы понимаете, голубчик мой, что успех немецкого десанта в Крыму до крайности обострил бы положение не только на Южном фронте. Из Крыма один шаг на Тамань и к кавказской нефти. Принимайте все меры противодесантной защиты как на берегу, так и внутри Крыма. Как у вас отношения с Октябрьским?» Я ответил, что лучших отношений желать не нужно, и доложил о том, что делается: обе стрелковые дивизии укрепляют оборону побережья, 156-я несет охрану его юго-восточной части, от Керчи до Севастополя, а 106-я — на юго-западе, включая Евпаторийское побережье. Против воздушных десантов мы выставили 33 истребительных батальона, созданных с активной помощью пограничных войск. В основном они из местных жителей, ядро составилось из коммунистов и комсомольцев. Эти батальоны контролируют железную дорогу Армянск — Феодосия и районы, удобные для посадки самолетов.

О перешейках, соединяющих Крым с материком, разговор тогда не шел. Да и не мог он в то время идти. Армии Южного фронта вели бои еще западнее Кишинева, и при наших весьма ограниченных средствах и полной неподготовленности Крыма как театра военных действий было бы непростительно распылять силы для решения задачи, являвшейся в июне второстепенной Только в середине июля обстановка заставила меня заняться перешейками. Тогда для этого были и реальные возможности и действительная нужда.

Таким образом, в течение первого месяца войны части и соединения всех родов и видов войск вместе с населением Крыма довольно успешно укрепляли полуостров. Сухопутные войска рыли, строили поты, дзоты, учились отражать десанты, а флот, помогая им совершенствовать оборону побережья, силами своей авиации наносил удары по Констанце, Плоешти и Черноводскому мосту через Дунай. Кроме того, с первых дней войны были высланы в активный поиск подводные лодки на позиции у Босфора, Варны и Констанцы — в ожидании входа в Черное море сил извне. В конце июня наши корабли совершили набеговую операцию в районе Констанцы.

В своих воспоминаниях, опубликованных «Военно-историческим журналом» в 1968 году, вице-адмирал И. Д. Елисеев справедливо подчеркнул: «Уместно заметить, что на Черноморском театре военных действий враг не решился высаживать десанты, так как опасался сил нашего флота, и в частности кораблей эскадры».

Адмирал флота Советского Союза И. С. Исаков писал мне по этому поводу: «У немцев не было реальных возможностей для высадки (тоннаж, прикрытие, поддержка с моря), даже если бы они смогли выделить в десант 2–3 дивизии… Но, как видно, все были заражены психозом десанта, причем морского. Такие настроения должен был первым ликвидировать ЧФ».

Поскольку Ставка Верховного Главнокомандования и Южный фронт тогда не интересовались положением в сухопутных войсках Крыма — им было не до нас, нам приходилось получать ориентировку преимущественно через штаб флота. У меня сохранились выписки из разведывательных и других штабных документов того времени. Чего тут только нет! 22 июня: в Констанце готовится десант… авиаразведкой обнаружены 10 транспортов противника… направление на Крым. 24 июня: на траверзе Шохе обнаружена подводная лодка… концентрация судов в районе Констанцы свидетельствует о подготовке десанта… на аэродромах Бухареста скопление шестимоторных транспортных самолетов для переброски парашютистов. 27 июня: итальянский флот проследовал через Дарданеллы в Черное море для высадки десанта в Одессе и Севастополе. 28 июня: подтверждается наличие в Констанце 150 десантных катеров. В первой половине июля то же самое — из района Констанца, Тульча, с аэродромов Румынии можно со дня на день ждать десантов, как морских, так и воздушных. 7 июля штаб Дунайской флотилии сообщил, что из портов Болгарии и Румынии в неизвестном направлении вышли 37 транспортов с войсками…

Приходилось то и дело поднимать войска по тревоге, которая оказывалась напрасной. Как-то в начале июля под утро раздался телефонный звонок. У аппарата оперативный дежурный по штабу корпуса:

— Получены данные о высадке воздушных десантов в районе Алуштинского перевала, в тылу Севастополя и морских десантов на Керченском полуострове.

Мы прочесали леса и горы. Никого не обнаружили. Через несколько дней история повторилась. Областной комитет партии вынужден был призвать к порядку местных работников, поддававшихся разным слухам. Секретарь обкома В. С. Булатов вызвал руководящих товарищей, мы с ними провели инструктивную беседу. Местные власти и партийные организации помогли создать сеть постов воздушного наблюдения и связи, разработали ночную световую сигнализацию, установили постоянное дежурство ответственных лиц на узлах связи. Принятые меры оправдались. В горах были запеленгованы и обезврежены радиостанции, передававшие противнику данные о дислокации наших войск, о слабо подготовленных к обороне участках побережья. Удалось выловить вражеских лазутчиков, распространявших панические слухи, «ракетчиков», «сигнальщиков». Но все это отвлекало от главной задачи, вызывало необходимость перегруппировок, дополнительного выделения подразделений. Силы распылялись.

Со всей остротой встала задача доукомплектовать части и соединения, создать для сухопутных войск солидные резервы, сколотить их в меру предоставленных нам прав и переложить на них часть неотложных инженерных оборонительных работ. В. С. Булатов горячо поддержал мобилизацию тылового ополчения. Помощь обкома партии была неоценима. Но душой всего этого огромного дела стал человек, с которым меня свел случай.

Настроение основной массы трудящихся Крыма было самое боевое. Ко мне как командующему на суше ежедневно шла масса людей — рабочие, комсомольцы, старые крымские партизаны — с требованием немедленно послать их на фронт, с резолюциями митингов, с предложениями по борьбе с возможными высадками врага. Народ хотел воевать с ненавистным врагом и требовал от нас организации и руководства. Однажды в кабинет вошла энергичная блондинка, на вид лет тридцати пяти.

— Я жена Мокроусова — Ольга Александровна, — сказала она. — Вы ведь знаете моего мужа?

Удивленно смотрю на нее. Но память уже кое-что подсказывает.

— Это тот Мокроусов, знаменитый партизан двадцатых годов? Я не имел счастья знать этого героя, но наслышан о нем.

— Все-таки, генерал, вы его знаете, он мне говорил, что встречал вас в Испании. Вас ведь там звали Фрицем Пабло, правда?

— Батюшки мои, а его-то как там называли?

— Савин.

— Вот теперь знаю и даже хорошо знаю вашего мужа, славного военного советника Арагонского фронта. Где же он?