Анджей Ясинский - Воспоминания участника В.О.В. Часть 2 Страница 3

Вот Мишка Ивановский воинственно докладывает по телефону: связь в опасности. Никого поблизости нет. Все куда-то разбежались и к нему держит путь небольшая группа немцев. Спрашивает, что ему делать? И связь сразу прекращается. Через некоторое время снова звонит Мишка. Он говорит, что из карабина застрелил двух фашистов, а остальные не стали подходить ближе и прошли стороной. Через несколько минут он еще звонит. Говорит, что фронт прошел мимо него, а он сам сидит в окопчике уже в тылу врага и не знает, что ему делать. Я посоветовал возвращаться и после этого Мишкин телефон больше никого не беспокоил. Фронт пододвинулся совсем близко. Стреляло впереди, с боков. Трудно было разобраться, что происходит. Горели дома, кричали люди. Никто ничего не знал, что делать. Мы продолжали дрожать от страха и одновременно скучать от бездействия. Ждали каких-то указаний. Связь уже совсем не работала. Проголодались. Утром где-то рядом стояла кухня. Рассудили, что если дано умереть, то уж пусть лучше сытыми. Разыскали пару котелков, дали мне их как самому младшему и я отправился на кухню за обедом. Все-таки время было уже послеобеденное.

10.07.68.

Я вылез из блиндажа. На воздухе находиться конечно опаснее. Здесь всегда могут чем-нибудь зацепить умышленно или случайно. Зато в блиндаже одолевает такой страх неизвестности, что будто тебя подталкивает кто-то вылезти из него. Если не вылезешь, а бомбежка будет продолжаться, то обязательно уснешь. Особенно это сказывается на людях со слабой нервной системой. Во время длительных бомбежек дети и старики засыпали как правило. Со мной также случался такой грех. Не выдерживали нервы. Теперь же, когда я вылез из душного и темного блиндажа на воздух, то почувствовал себя так, будто я вылез из душной бани. Кроме всего, я на некоторое время освободился от проклятой связи, которая все равно бездействовала и неизвестно для чего существовала. Неопределенность изматывала больше, чем немецкие бомбы и снаряды. Еще только сделал десятка два шагов, как сразу бросилась в глаза картина, которая резко отличалась от утреннего положения. Утром по дну оврага солдаты шли строем. Слышались команды. Чувствовалась какая-то деловитость. Теперь же, люди двигались в обратную сторону. Навстречу мне, в село, шли раненые, бежали напуганные солдаты или просто дезертиры. Масса бегущих людей с каждой минутой все нарастала. На мои вопросы никто ничего не отвечал, и только безнадежно махали рукой и бежали прочь. Ко мне подошел бегущий кавказец. Его ранило в рот, и он что-то говорил. Показывал мне красноармейскую книжку. Кровь лилась из рта на подбородок, шею. Вся грудь гимнастерки пропиталась кровью. Его речь было невозможно понять и я, только махнув рукой, побежал со своими котелками разыскивать кухню. Кавказцу, наверное, оторвало язык. Люди в военной форме бежали по оврагу уже не группами или поодиночке, а сотнями. Дно оврага спасало от пуль, сюда реже залетали снаряды. Уже было трудно идти вперед, навстречу бегущим. Солдат стало столько много, что мне вспомнились демонстрации, когда они расходятся в конце. Идти долго не пришлось. Неожиданно для самого себя я увидел свою кухню. Извозчик пытался выехать из оврага. Дорога была забита людьми, проехать было невозможно и возчик направил лошадь по склону оврага. Склон был крутой, лошадь напрягала силы и не могла вытянуть кухню. Ей помогали люди. Я тоже было решил подтолкнуть. Однако не успел. В кустах что-то громко разорвалось, наверное, снаряд, лошадь подпрыгнула задними ногами, дико заржала, остановилась и как-то неестественно стала потягиваться. Из бедра задней ноги толстой струей била кровь. Лошадь медленно опустилась на передние ноги, шумно выдохнула воздух и начала биться. Возчики бросились выпрягать лошадь. Возвратиться назад стало невозможно. Плотная, тысячная масса людей бежала по дну оврага, увлекая за собой все встречное. Я вылез из оврага, пытаясь через село добраться до своего блиндажа. Здесь сверху свистели пули. Люди прятались в укрытия, снова сбегали вниз в овраг. С противоположной стороны оврага метрах в двухстах появился немецкий танк. Когда я еще раз обернулся, то на краю оврага стояло уже несколько танков. Теперь началось избиение потерявших волю и рассудок людей. Солдаты позабыли, что они воины, а страх превратил их в скот. Все старались как можно быстрее выбраться из оврага. Все бежали, давя друг друга. Крик каких-то команд, дикие вопли и стрельба, слились в единое. Внизу овраг превратился в ад. Вверху, над всем этим стоят безжалостные стальные чудища и хладнокровно, а может быть с удовольствием посылают вниз на людей смерть.

Я вырвался в деревню. Во дворе крестьянского дома бегали офицеры и солдаты. Один, видимо, старший из них, энергично распоряжался. Потом раздался взрыв, соломенная крыша дома поднялась вверх, в стороны полетели бревна, солома. За грохотом было слышно, как страшно закричал старший распоряжавшийся офицер. Из груди фонтаном била кровь. Офицер, наверное, машинально старался держаться на ногах. Колени его стали медленно подгибаться, но в этот момент двое других подхватили офицера за руки молча смотрели на него и не знали, что делать. Видно, растерялись. Офицер еще что-то говорил. Однако рана была смертельной и он медленно, но с видимым достоинством, обмяк. Повис на руках, голова беспомощно упала на грудь.

Деревня горела. Повсюду рвались снаряды. В стороны летели бревна, земля, солома. Дым застилал дорогу, дома. Плохо стало ориентироваться. Прежние знакомые предметы стали выглядеть совсем иначе. Я тщетно пытался отыскать свой блиндаж.

Так как многие дома уже горели и картина изменилась, я долго блуждал. Наконец я нашел свой блиндаж и влез в него, где сидели в растерянности с серыми лицами мои напарники по связи. За время моего отсутствия в блиндаже произошли изменения. Забрав с собой телеграф и радиостанцию ушли радист и телеграфист. Куда они ушли и по чьему приказу, было неизвестно. Оставшиеся в блиндаже связисты, тоже собирались уходить. Видя бегущих мимо толпы отчаявшихся, полусумасшедших от страха солдат, каждый понимал, что произошло непоправимое, страшное. Надо было что-то предпринимать. Но что делать? Как выбраться из этого страшного места? Уйдешь без приказа - поступишь как дезертир и предатель, за что понесешь наказание. Оставаться здесь дальше невозможно. Попадешь к немцам. Те, которые были посообразительней, потихоньку, будто бы между прочим выходили из землянки, смешивались с бегущими солдатами и больше не возвращались. Осталось нас двое. Один старый украинец из-под Полтавы, который вместо слова телефон говорил телехвон и я. Что было делать? Стреляли где-то совсем рядом, вокруг блиндажа. Связи ни с кем не было, спросить не у кого. Вокруг все бегут и никто ничего не знает. Тогда я пустился на маленькую военную хитрость. Я сказал, что имущество в такой обстановке может пропасть. Его надо спасти. Не долго думая, ножом перерезал провода, которые соединяли коммутатор с полками дивизии. Взвалил себе на плечо и вылез из блиндажа. Следом за мной бежал тот самый связист, что телефон называл телехвоном.