Николай Симановский - Дневник; 2 апреля - 3 октября 1837 г; Кавказ Страница 3
Николай Симановский - Дневник; 2 апреля - 3 октября 1837 г; Кавказ читать онлайн бесплатно
В Тифлисскую приехали мы в 10-м часу, где и остановились ночевать, полиция отвела нам порядочный дом.
9 апреля. Выехали в 8-м часу. В Черномории все разительно переменяется: язык совсем другой, очень похож на малороссийский, но еще грубее; земля до самого Екатеринодара по обеим сторонам ровная, лишь издали виднеется снежная вершина Эльборуса. Лошади бешеные, а люди не только что отстали от образования, но слишком близки к зверям.
Приехали в город Екатеринодар в 8-м часу вечера и остановились на квартире, отведенной полицией. Скот десяцкий отвел нам такую тесную квартиру, что мы эту ночь принуждены были спать в одной комнате с хозяином.
10 апреля. Мы вытребовали у полиции другую квартиру, но и эта для троих очень тесна. Екатеринодар только по названию город, а, право, не стоит иной деревни, и что здесь за люди! За ваши деньги вы ничего почти не можете достать, обедать должны готовить дома, ибо трактиру нет, а есть только черная харчевка, где, кроме постного, мерзко изготовленного, ничего нельзя достать. Домов хороших совсем нет, церквей четыре и пятая армянская. Построен он на ровном месте по самой реке Кубани. Лучшее строение - это есть гостиный двор, он довольно хорош, но зато армяне дерут вдесятеро. Собак гораздо больше, чем людей; одним словом, в Черномории скотов гораздо больше, чем людей. При малейшем дождике страшно выйти из комнаты, чтоб не утонуть на улице в грязи. Я нигде не видывал такой грязи, еще хорошо тем, что скоро очень сохнет, а то нельзя бы было ходить, ибо верховой лошади местами по брюхо,
Сегодня я купил казачье седло и два кожаных вьючных мешка за 65 рублей.
11 апреля. Целый день шел дождь, и потому никуда нельзя было выйти.
12 апреля. Являлся вместе с Штакельбергом к здешнему атаману Заводовскому.{13} Он должен быть хороший человек, принял нас очень хорошо и жалел, что теперь Страстная неделя, что не может нас пригласить, а просил к себе на Святую. Потом являлись к командующему (20-й) пехотной дивизией генерал-майору Лингену. От Лингена зашли мы посмотреть пленных черкес, в числе коих была одна княжна, очень недурна собой и, что всего страннее, чрезвычайно бела. Им отведен особенный дом из двух комнат, довольно чистых, кругом дому стоят часовые. Пленных 37 человек, их взял в плен Заводовский за три дня до нашего приезда, напав на аул, находящийся за 50 верст за Кубанью, на рассвете; это сделал он так секретно, что никто в городе не знал.
Сегодня я купил вьючную лошадь за 106 рублей, Черкесам у нас в плену гораздо лучше, чем после выкупа, ибо после выкупа они не попадают уже в свой аул, а обязаны всю свою жизнь работать и быть рабами тех, кто их выкупает. Как жаль, если княжна подвергнется той же участи! Загоскин уехал в свою батарею.
13 апреля. Я был у обедни в соборе и с сегодняшнего дня начинаю говеть. Собор деревянный и чрезвычайно большого размеру, певчие довольно хорошие. Кругом собора построены довольно хорошие гошпитали. Собор и гошпитали обнесены земляным валом, на котором выставлены пушки.
С каким удовольствием ездил я сегодня верхом на своей лошади, первый раз по выезде из Петербурга! Сегодня наняли мы квартиру за 12 рублей в неделю.
14 апреля. Сегодня у обедни я познакомился с разжалованным за 14 декабря капитаном лейб-гвардии Финляндского полка Цебриковым,{14} который уже 10-й год служит унтер-офицером в Тифлисском пехотном полку. Он прекрасный человек и уже совсем сед, я у него сегодня обедал с Яковлевым.
15 апреля. Сегодня я исповедался и причащался Святых Тайн и потому готов теперь идти всюду. Умирают раз - двух смертей не бывает. Вечером я был на Страстях, ночь была темная, при возвращении из церкви надо было видеть, как всякий спешил домой и, вместе с тем, боялся потушить свечу, для того чтобы, придя, можно было сделать на потолке или дверях крест в память Страстей Господних тем самым огнем, который горел в церкви.
16 апреля. Я отправил еще одно письмо к брату{15}, чтобы поторопился высылкою мне денег.
17 апреля. Сегодня закупил я у Сербина все нужное к походу, ибо говорят, что на третий день выступим.
18 апреля. Был у обедни и разговлялся у Лингена. Против дому атамана Заводовского сделаны три качели, музыка казачья, довольно сносная, ходит по домам и поздравляет, есть много гуляющих, но что делается теперь в Петербурге! Приятно вспомнить прошедшие минуты.
Жаль, что не был у заутрени, человек не разбудил меня, я же, слыша выстрелы, полагал, что идет дождь, и за то лишился чудесного зрелища: кругом церкви горели смоляные бочки и плошки, вал так был освещен плошками. Пальба из орудий была ужасная, так что я никак не мог уснуть. С атаманом христосовался у обедни и не пошел к нему потому, что мне не сказал ни слова, но, по здешнему обычаю, в этот день не приглашают.
19 апреля. Сегодня утром ушли уже в поход Штакельберг и Стандершельд. Я с Яковлевым являлся к полковнику Полтинину,{16} нашему полковому командиру (Навагинского полка); он принял нас очень ласково, позволил остаться хоть до воскресения и назначил в (гренадерскую) 1-й батальон. Он добрый прямой человек, и с ним, кажется, можно будет сладить; он назначен теперь до прибытия Вельяминова командиром отряда, прикрывающего саперные работы и транспорты. Он славно декорирован: имеет Анну с короной на шее, Георгия, Владимира, турецкую и персидскую медали. Сегодня большое гулянье под качелями, и некоторые черноморские барышни, в том числе была одна дочь подполковника, занимались сидя кусанием орешков и подсолнечника - это довольно забавная картина.
20 апреля. Отправлены к Сербину вещи для сбережения до возвращения из экспедиции. (...)
Сегодня вечером переехал я на квартиру к Яковлеву, Флемингу и Гюнтеру, и старая моя хозяйка уверяла меня, что я большой хозяин, ибо всегда запирал калитку.
21 апреля. Скоро надо отправиться в поход, войска еще третьего дня отправились в Ольгинское укрепление, и я так много наслышался, что при мысли о походе волосы дыбом становятся, тем более, что придется пунтировать пешочком; но что делать, вступивши раз в военную службу, надо на все быть готову, нет худа без добра. Сегодня я ездил верхом, осматривал Екатеринодар, но ничего в нем нет хорошего, и остаюсь еще здесь только потому, что в избе лучше спать, чем на биваках. Хозяйка, дьяконша, у которой теперь стою на квартире, презлая женщина: не пройдет дня, чтобы не порола всех своих детей (а всех их у нее четверо), я не понимаю, как она не устает: не только что порет их розгами, но бьет чем попало.
22 апреля. Сегодня целый почти день я проиграл в вист, вечером заходил к князю Долгорукому, Столыпину, Унковскому{17} и Ерину,{18} и они при мне отправились в Ольгинское; без меня на квартиру приезжал квартальный с бумагой от Заводовского, дабы мы выехали из Екатеринодара по случаю скорого прибытия Вельяминова.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.