Поппи Брайт - Кортни Лав : подлинная история Страница 3

О воздействиях ЛСД на четырёхлетнего ребёнка трудно рассуждать. ЛСД больше всего известен тем, что вызывает галлюцинации, которые, возможно, были особенно пугающими для уже взбудораженного ребёнка. Но ЛСД также вызывает самоанализ и головокружительные полёты воображения. Насколько этот опыт казался отличающимся от её обычной крайне субъективной реальности? Было ли у неё улёт, и на что был похож этот улёт четырёхлетнего ребёнка? Наслаждалась ли она такими глубинами подсознания, которых взрослые даже никогда не надеются достичь? Она хотя бы заметила?

Она сказала, что в то время её отец был вовлечен в изготовление и продажу ЛСД, и что он, возможно, снабжал «Dead». Если так, его кислота, возможно, была чистой и без примесей. Хотя этот опыт может быть в психологическом отношении разрушительным, сам ЛСД не причиняет никакого физического вреда мозгу или телу. Возможно, она просто видела цвета и красивые огни; возможно, это было даже временным спасением от неразберихи её повседневной жизни.

Хотя считалось, что во всём царили мир и любовь, её родители всё время ссорились, и отец пугал её. Она обрадовалась, когда Линда сказала ей, что Хэнк уедет навсегда.

Линда и Хэнк развелись в 1970 году, и оба судились за опеку над своей дочерью. В последовавшем судебном процессе были выдвинуты обвинения, что Хэнк давал ребёнку наркотики, и опеку предоставили Линде, которая немедленно изменила имя своей пятилетней дочери на Кортни в честь женщины, с которой она познакомилась во время своей беременности. «Лав» («Любовь»), очевидно, больше не применялась к продукту её союза с Хэнком.

Вскоре после развода Хэнк исчез с поклонницей «Dead», а Линда снова вышла замуж. Отец Лав был ужасен, но казалось, будто отчим Кортни мог быть хорошим человеком.

Фрэнк Родригес был школьным учителем из Портленда и организатором Дня Бумажного змея в этом городе. Он говорил с Кортни, как настоящий взрослый с настоящим ребёнком, а не нефильтрованным невнятным лепетом хиппи, который она привыкла слышать. Он также законно удочерил её и дал ей свою фамилию. Фрэнк был первой (и возможно, единственной) доброжелательной властной фигурой в её жизни. Впечатляло то, что она начала называть его папой, как только они с Линдой поженились, а Хэнк стал БиоПапой.

«Кортни была замечательным ребёнком, — говорил Фрэнк в интервью «Premier» несколько лет спустя. — У неё была сильная воля. Были вещи, которые она не хотела делать. Я хотел, чтобы она надела двухцветные кожаные туфли. Но она их ненавидела. Она хотела туфли с ремешком. Мы крутились вокруг таких вещей. Боже, она теперь наверняка их купила».

Семья Родригес переехала в Юджин, штат Орегон, где Линда начала посещать в университете занятия по психологии. Вскоре она решила, что психологическая работа — её истинное призвание, и вся семья подверглась терапии по её воле.

У Линды и Фрэнка было две общих дочери, Джэйми и Николь. Среди других детей, даже младенцев, Кортни снова чувствовала себя изгоем. Она становилась всё более и более капризной, даже жестокой. Она рисовала тревожащие рисунки, изображающие ужасные вещи, происходившие с её маленькими единокровными сёстрами. Линда, по-видимому, стала возмущаться, потому что улаживание проблем Кортни стало покушаться на время, проводимое со своими двумя более младшими дочерьми. У Линды и Фрэнка также были проблемы. Они оба стали встречаться с другими людьми, и брак распался. Хотя Кортни продолжала общаться с Фрэнком, и её собственная дочь, в конце концов, будет называть его дедушкой, она, должно быть, чувствовала, что потеряла единственного отца, которого она когда-либо знала.

Вскоре его заменил Дэвид Минли, спортивный обозреватель и лидер экспедиции, с которым Линда познакомилась на рафтинге. Она привела его домой, вышла за него замуж и попросила удочерить её детей, дав Кортни её третью фамилию за восемь лет.

Дэвид не был таким же хорошим, как Фрэнк. У него был циничный юмор, которым Кортни восхищалась — это она замечала и в самой себе — но он мог быть порочным. Он постоянно курил траву, но это никак не сказывалось на его язвительной личности, а Кортни связывала запах дыма травы с БиоПапой.

В 1973 году семья Минли переехала из Юджина в ближайшую коммуну в Марколе, где они жили в том, что Кортни впоследствии описала как «вигвам». Это была большая хижина из грубо отесанных брёвен и уплотнённо-земляным полом, полная дыма, в которой жили ещё много других людей. Коммуна не одобряла гендерное «стереотипирование», и Кортни больше не разрешали носить девчачью одежду или играть в куклы, хотя у неё их никогда много и не было. Когда она жила в доме в Сан-Франциско, хиппи вокруг неё убеждали её выражать себя и быть творческой личностью.

Но условия коммуны были хуже первобытных. Кортни до сих пор рассказывает о том, что дети в её школе прозвали её «Описавшейся Девочкой», потому что никто никогда и не думал стирать её одежду. Фотография на обороте её второго альбома, «Live Through This», датирована этим периодом. На ней маленькая девочка, стоящая босиком на гравийной дороге, её кожа ужасно бледная, ее длинные волосы каштановые и волокнистые. Её рубашка в клетку слишком велика и расстёгнута больше, чем можно было бы счесть подходящим, скажем, для школьной фотографии. Трудно понять, что выражает её лицо.

В школе Кортни всегда была отстающей, несмотря на её очевидный уровень интеллекта. Большинство других детей сторонились её, а она — их. Один из её терапевтов поставил ей диагноз — лёгкий аутизм. Линде казалось, что Кортни большую часть времени испытывала боль: ненавидела, когда её трогали, кипела тихим гневом, удаляясь в мир, куда больше никто не мог попасть. Линда понимала, что с её старшей дочерью что-то не так, но никто не мог сказать ей, что именно.

Линда, теперь известный терапевт, недавно нарушила своё долгое молчание по поводу своей знаменитой дочери, сказав в интервью «Vanity Fair»: «Я думаю, что Кортни появилась с огромным чувством боли, — сказала она автору Кевину Сессамсу в 1995 году. — Она не слишком отличается от той, какой она была в два года… однако были времена, даже когда она была маленьким ребёнком, когда её очень глубоко что-то затрагивало. И когда это происходило, словно каждая часть её тела становилась немного мягче — включая её сердце».

«Когда она была во втором классе в Юджине, штат Орегон, у неё было много кошмаров. Я понятия не имела, что делать. Я отвела её к психиатру, только чтобы попытаться найти способ дать ей какое-то утешение. Психиатр сказал, что отчасти проблема с ней была в том, что ей нужно стать гёрлскаутом. Ей нужно было участвовать в обычных детских занятиях. Я послушно пошла с ней на собрание младшей группы гёрлскаутов…. Я могла бы сказать, что ей было очень трудно находиться в одной комнате со всеми этими детьми. Лидер младшей группы предложила им устроить художественную выставку. Она попросила всех детей что-нибудь нарисовать. То, что рисовала Кортни, всегда было потрясающим. Она не рисовала закаты и яблони. Она рисовала что-то вроде… раненых. Я всё ещё вижу её в тот день — её маленькое лицо, такое сосредоточенное, когда она рисовала. В конце этого учительница сказала группе, чтобы они посмотрели, какой рисунок нравится им больше всего, показывая их один за другим, и все аплодировали. Я знала, что для неё это будет ужасно. Когда пришла её очередь, она просто схватила его и подбежала ко мне, и мы ушли.