Дмитрий Устинов - Во имя Победы Страница 3

И я глубоко счастлив, что на протяжении более шести десятилетий я видел рядом с собой, ощущал надежные плечи именно таких людей. Все они близки и дороги мне. Но особенно, и, думаю, это понятно, первый мой наставник и пример — отец.

Вообще отец был малоразговорчивым, к слову относился бережно. Образования у него не было никакого, но он умел по-своему ясно и определенно выразить суть вещей. Многое мог он понять и простить, но совершенно не терпел лжи Больше всего отец уважал в людях трудолюбие, своих детей к труду приучал сызмальства.

Я стал работать сразу же после окончания приходского училища в июне 1919 года курьером в губернском лесном комитете. Правда, и учебу не бросал поступил на вечерние общеобразовательные курсы.

Запомнился мне день, когда принес я домой первую получку. Велики ли были деньги, причитавшиеся мальчонке-курьеру! Но они были получены за труд. И домашние сумели сделать так, что это событие стало для меня праздничным. Отец, как равному, пожал мне руку, у матери навернулись на глаза слезы радости. На семейном совете решили справить мне на эти деньги обновку — рубашку и сапоги. В семье у нас к вещам относились просто, как к необходимости. Берегли их, конечно, но хорошо понимали, что в жизни есть много куда более ценного.

Каждое утро теперь меня будил голос отца:

— Вставай, поднимайся, рабочий народ!

Гораздо позже я понял, что он жалел меня и если поднимал с постели, значит, уже не оставалось возможности дать мне полежать лишнюю минутку. Спать очень хотелось, но я вскакивал, умывался холодной водой, наскоро съедал картофелину с кусочком хлеба — завтрак — и вместе с отцом отправлялся на работу. Я шагал рядом с ним, норовя попадать в такт его широкому шагу, и чувствовал взгляд провожавшей нас матери. На перекрестке наши пути расходились. Мы останавливались на секунду, отец легонько подталкивал меня в спину:

— Ну, давай, Митя, — и коротко взглядывал на меня, словно обнимал. Еще мгновение я смотрел ему вслед, а затем, забыв о своей «взрослой» солидности, вприпрыжку мчался в гублеском.

Всю свою жизнь, сызмальства и до последнего вздоха, отец трудился. С какой радостью принял он Октябрь! «У меня, брат, теперь новый смысл жизни появился», — говорил он. Жаль, что недолго довелось ему пожить при Советской власти. В 1922 году отец умер. Случилось это в Самарканде, где служил в ту пору мой брат Николай и куда мы с отцом и матерью приехали, спасаясь от голода.

Сельское хозяйство страны было разорено войной. А тут еще по нему ударила засуха, особенно жестокая в Поволжье. Жители промышленных центров голодали. Помню, как страшно похудел отец, лицо его стало землисто-серым, он сразу вдруг постарел и стал совсем молчаливым — бывало, ни весь день слова не услышишь. У матери на лице, казалось, остались одни глаза. Да и я еле-еле волочил ноги, качался, как говорится, от ветерка и был все время в каком-то странном, полудремотном состоянии.

Многие дома опустели в те годы. Смерть стала привычной гостьей почти в каждом дворе. Люди уезжали из города, уходили в деревню, надеясь, что там легче будет прокормиться. Это была большая, всенародная беда…

Как-то глубокой ночью я проснулся от очередного приступа острой боли в животе и услышал срывающийся голос:

— Помрем все здесь, Феденька… Помрем, Митеньку жалко, малой совсем еще.

Мне стало зябко, я затаил дыхание. Минуты тянулись мучительно долго, а отец молчал. Потом вдруг сказал тяжело, будто булыжники ворочал:

— Поедем к Николаю. В Самарканд. Завтра. Собирай вещи.

— Да что там собирать, господи! — воскликнула мать.

— Ну ладно. Поедем. Не знаю вот, доеду ли…

Так в конце 1921 года мы оказались в Самарканде. С едой здесь было полегче, но, видно, отцу это уже не могло помочь. Скоро его не стало.

Мать моя, Ефросинья Мартыновна, очень тяжело восприняла утрату. Больше тридцати лет прожила она с отцом душа в душу. Бесконечно добрая, мягкая, ласковая и заботливая, мать словно дополняла отца, и, как я теперь понимаю, во многом благодаря ей отцовское влияние на нас обретало завершенность.

После смерти отца мать стала хворать и к лету 1925 года угасла.

Почему-то чаще всего, когда я думаю о матери, перед глазами встает такая картина: я, совсем еще мальчонка, возвращаюсь с «промысла», с Волги, гордо несу вязку окуней. Мать встречает меня, и лицо ее светлеет: какое-никакое, а все же подспорье. Как радостно было на душе, когда она ласково говорила: «Иди теперь погуляй, работничек ты мой!»

Конечно, мать жалела меня: я был младшим в семье, а к младшему всегда отношение особое. Но простая русская женщина, выросшая в постоянных трудах и заботах, она сердцем чувствовала, что баловать мальчонку, ограждать его от трудностей жизни — значит растить его слабым, безвольным, неспособным преодолевать невзгоды и лишения.

У А. М. Горького есть замечательные слова о том, что человека не жалеть надо, а уважать. Уважать! В этом, мне кажется, одно из непременных условий успеха в многотрудном деле воспитания. И, конечно, не только детей. Ведь человек формируется, совершенствуется как личность всю свою жизнь. Но если в нем еще с детства не заложено уважение к труду, к окружающим его людям, если оно не закреплено и не развито в последующей жизни, не сплелось, не сплавилось с чувством собственного достоинства — трудно ожидать, что он станет толковым человеком и работником, куда бы ни вынесли его волны судьбы.

Первый опыт уважения к людям, памятный именно своей неподдельностью, чистой правдивостью, я получил в семье. У нас в доме даже в самые трудные времена сохранялась атмосфера взаимного уважения и доверия. Создавалась она, конечно, отцом и матерью и поддерживалась старшими моими братьями. Усвоенные еще в детстве уроки уважения к людям превратились в мое непреложное жизненное кредо.

И сегодня я с глубокой нежностью, с сыновней признательностью думаю о родителях, которые своей бесхитростной педагогикой вложили в мою душу уважение к людям труда, научили видеть в служении им высший смысл жизни…

Вспоминая отчий дом, я вижу своих братьев — Петра, Николая, Ивана. Они были значительно старше меня, у них я многому научился и очень многим им обязан.

Все мои братья прошли рабочие «университеты». По примеру старшего брата Петра они рано приобщились к революционному движению. И после Октября 1917 года с оружием в руках встали на защиту Советской власти от белогвардейцев и интервентов. Иван погиб девятнадцатилетним в бою против контрреволюционных банд в Оренбурге, а Петр и Николай сражались в рядах Красной Армии до победного завершения гражданской войны.