Христиан Инсаров - Клеменс Меттерних. Его жизнь и политическая деятельность Страница 3

В его письмах разбросано множество афоризмов, характеризующих косность и леность его ума. “Чтобы побеждать людей, нужно только одно – уметь ждать”. “Чтобы добиться цели, не нужно двигаться с места”.

Вот характерные черты интеллектуального облика Меттерниха: колоссальные самомнение и неспособность к какому бы то ни было отвлеченному мышлению. Это были черты отрицательные, но они делались почти достоинствами, принимая в расчет цель, которой он добивался. Он был канцлером монархии, единственное спасение которой заключалось в сохранении абсолютной неподвижности европейской системы. Его влияние дошло до апогея в эпоху, когда после продолжительных, разорительных войн и революций Европа, истощенная и уставшая, впала в летаргию. Меттерних воображал, что эту реакцию вызвал он благодаря благодетельным казематам Шпильбергской крепости. Последующие же события показали, что он ошибся.

Отрицательным характером отличается и большая часть черт его нравственного облика. К нему вполне приложима та оценка, которую он высказывал о своих противниках. Его политика действительно была “политикой эгоизма, своеволия и мелкого честолюбия, ищущая только выгоды; политика, которая попирала элементарные законы справедливости и издевалась над данной клятвой”. “Меттерних – почти государственный муж, – говорит про него Наполеон, – ибо он отлично врет”. О нем можно сказать то, что говорил турецкий визирь Кючук Саид-паша в 1876 году по адресу одного иностранного дипломата. “Когда человек врет, то, обыкновенно, обратное сказанному – правда, но г-н X. так отлично врет, что неправдой является как то, что он говорит, так и обратное”. Обман, доходивший до вероломства, хитрость, лукавство были обыкновенными приемами политики Меттерниха. Талейран называл его “politique de semaine”, так как он менялся каждую неделю. “Страсть к проискам Меттерних принимает за дипломатическое искусство”, – сказал о нем однажды Наполеон.

В своей личной жизни он так же мало следовал предписаниям “вечных законов” морали, как и в своей дипломатической деятельности. Он занимался всякими нечистыми финансовыми операциями, получал подачки от всех европейских монархов, и благодаря этому из разорившегося вельможи, вексель которого никто не хотел учитывать, он сделался одним из богатейших австрийских собственников. Как большинство аристократов старого режима, Меттерних считал религию и нравственность вещами прекрасными для народа, но сам в глубине души был человеком неверующим. “Признаюсь, я не понимаю, – писал он своей жене 10 апреля 1819 года из Рима, – как протестант, приехавший в Рим, может принять католичество. Рим – самый великолепный театр в мире, но только с очень плохими актерами. Сохраните мое мнение при себе, иначе оно обойдет всю Вену, а я слишком люблю религию и ее торжество, чтобы желать вредить ей каким бы то ни было образом”.

Меттерних и его ближайший помощник Генц обратили австрийскую государственную канцелярию в настоящий будуар, где наряду с дипломатическими комбинациями завязывались амурные интриги. “Я доволен, что не провел своей молодости печально, как нищий, – писал Генц знаменитой красавице Рахиль Фарнгаген. – И всегда буду утешаться тем, что наслаждался вполне на жизненном пиру и что могу подняться от трапезы, как насыщенный гость”. “Генц, наш романтик, – писал Меттерних своей будущей супруге Зичи, – увеличил двумя красавицами список своих пятнадцати дам. Он теперь ищет новых побед”. – “Ах, как он мне надоел! – пишет в своем дневнике Генц о Меттернихе. – Сегодня опять ничего о делах... он все время рассказывал мне об этой пр... даме”. Здесь Генц подразумевает герцогиню Саган, за которой так усердно ухаживал Меттерних во время Венского конгресса. Светская скандальная хроника того времени была наполнена похождениями Меттерниха в Париже, Лайбахе и Вене. Будучи посланником в Париже, он вступил в близкие отношения с Каролиной, сестрой Наполеона. Этим объяснял потом Талейран покровительство, которое оказывал Меттерних на Венском конгрессе мужу Каролины, неаполитанскому королю Мюрату. “Это самый постыдный факт, который история когда-либо отмечала, – писал Людовик XVIII в ответ Талейрану. – Если Антоний малодушно бросил свой флот и свою армию, Клеопатра, по крайней мере, соблазнила его самого, а не его министра”. Когда Меттерних разлучался с властительницами своего сердца, он продолжал вести с ними длинную переписку.

Ряд писем Меттерниха к супруге одного иностранного представителя в Лондоне был напечатан года три тому назад. Они пересылались вместе с дипломатическими бумагами с большой осторожностью через Париж. Французская полиция, имевшая свои тайные ходы в канцелярию австрийского посольства, открывала ночью шкафы, распечатывала скрытые в четырех конвертах письма, снимала с них копии и затем укладывала их в прежнем порядке. И в то время как Меттерних был уверен в полном сохранении своей тайны, Людовик XVIII потешался над его любовными излияниями.

Да, князь Клеменс Меттерних был великим жизнепрожигателем. Желания высшего свойства ему были незнакомы, и с тем большим наслаждением он предавался мелким страстям и соблазнам. Жизнь для него заключалась в наслаждении, и ему больше, чем Генцу, не хотелось оставлять “трапезы... жизненного пира”. Меттерних боялся смерти, как большинство эпикурейцев. “Клеменс грустен и печален, – отмечает в своем дневнике 14 октября 1836 года жена его, княгиня Мелания Меттерних, – и, мне кажется, его тревожат мрачные мысли, касающиеся его самого. Я боюсь, что его беспокоят преклонные лета и он предается ужасным предчувствиям. Богу известно, как все это меня беспокоит; но чем больше меня тревожит подавленное состояние духа, которое я с грустью замечаю у него, тем больше я стараюсь показать, что ничего не вижу”. Восемь лет спустя, 16 августа 1843 года, она опять пишет: “Я замечаю, что Клеменс опять поглощен печальными мыслями; мое сердце разрывается; на каждом шагу он как бы прощается с жизнью. Это страшно тяжело; главное – нужно, чтобы я молчала, а делать это мне очень трудно”. Однажды он начал ей рассказывать о том, что советовал английскому регенту поставить памятник его отцу Георгу III, и при этом разрыдался, как ребенок.

По временам хорошая сторона человеческой природы берет верх у Меттерниха, и тогда его внутреннее состояние становится понятным и даже близким нам. У него были личные несчастия в жизни, ему суждено было пережить трех супруг, сына и двух дочерей, красота которых поражала современников. Особенно потрясен был Меттерних смертью одной из них, Клементины. “Я работаю, но все время думаю о моем несчастий. Мир потерял одно из своих чудных созданий. Есть одна дама, которая похожа на мою дочь. Встретив ее сегодня, я только с большим трудом мог удержаться от слез”. “Я не могу войти в комнату Клементины, чтобы не разрыдаться”.