Эугениуш Червиньский - Юность, опаленная войной Страница 3

Люди работают лихорадочно. Первый отрезок щели готов уже к вечеру. Опускается ночь, но мать долго не ложится - она молится за здоровье отца.

Наступившее утро как две капли воды похоже на предыдущее. Жара все еще не спадает. Около полудня впервые завыли сирены. Мы бежим в укрытие. Высоко в небе появляется самолет. Не снижаясь, он летит в направлении Луцка. Звучит отбой - и мы энергично копаем следующий участок траншеи.

По городу ходят слухи, что сбито много вражеских самолетов. Радио сообщает о мужественной обороне Вестерплатте. Здесь, на Волыни, мы еще не знаем, что проигрываем войну, мы еще верим, что "не отдадим ни пяди". А уже 3 сентября на город падают бомбы. Есть и первые жертвы этого налета, а среди них - брат моего отца. С этого дня самолеты с черными крестами на крыльях ежедневно безнаказанно бомбят город. На жителей нападает страх. Беженцев все больше, они располагаются биваком на полях и огородах.

4 сентября мы узнаем, что 23-й пехотный полк, который входит в состав 27-й пехотной дивизии, разбит в районе Тухоли. Люди очень взволнованны. Вскоре капитулирует и Вестерплатте. В город прибывает верховный главнокомандующий и останавливается на улице Кафедральной.

Прошла первая декада сентября. С запада ночью доносится грохот орудий. От отца все еще нет никаких известий. В саду, над рекой Лугой, солдаты начинают рыть окопы. Они минируют близлежащий мост на улице Павловского и вместе с населением города возводят баррикады. Город приобретает вид крепости. У соседей размещается штаб части, занимающей оборону вдоль реки.

Мы с братом помогаем солдатам маскировать огневые позиции. Поручник Гура, командир роты станковых пулеметов, дарит нам на память саперную лопатку и походную флягу. Домой мы приходим только спать. Гостеприимные пулеметчики принимают нас на довольствие. Нам очень нравятся солдатский гороховый суп и гуляш. Мы уже знаем, что представляет собой пулемет, и даже помогаем набивать ленты патронами.

Середина сентября. Артиллерийская канонада слышится уже совсем близко, за рекой. Среди солдат начинается волнение. На город падают первые немецкие снаряды. Огрызаются пулеметы нашей обороны. Зычно разрываются орудийные снаряды. Земля дрожит. В воздухе стоит запах пороховых газов.

Мы прячемся в укрытии. Женщины поют псалмы. Я сижу с Вальдеком Маевским около входа и вижу, как под яблоней бьет длинными очередями пулемет. Санитары проносят мимо солдата с перебитой ногой. Наше убежище наполняется грохотом и дымом. Кто-то в глубине громко и истерично кричит:

- Газы!

Прибегает поручник Гура вместе с каким-то солдатом, они выносят раненых. Офицер зовет на помощь еще двух солдат. Выводят мою мать и пани Маевскую. У обеих женщин головы в крови. Один из солдат ведет к выходу тяжело раненную старшую дочь Маевских, Ядвигу. Моя мать контужена и кричит страшным голосом:

- Где мои дети?!

У выхода появляется солдат с моей трехлетней сестрой на руках. У нее окровавлены головка и правая кисть руки. Под продолжающийся свист снарядов я начинаю плакать. Солдаты провожают нас к штабу.

Во дворе у Гоклеров лежат раненые, санитары делают им перевязки. Вбегает полицейский Маевский. На нем каска, в руках он держит карабин. Он смотрит на раненых членов своей семьи, и слезы текут по его лицу ручьем. Подходит ко мне, наклоняется и шепчет:

- Твой брат убит. Пока не говори маме - она этого не выдержит. Будь мужчиной...

После перевязки нас направляют в полевой госпиталь, расположившийся в здании городской сберкассы на улице Коперника. Темнеет. Во многих районах города горят здания. Стрельба уже затихла. Из госпиталя нас эвакуируют дальше, в Ковель. Вместе с нами едут еще несколько раненых солдат и один санитар. Утро мы встречаем уже в Ковеле. В госпитале мест нет. Раненые лежат в переполненных коридорах. Поэтому мы получаем буханку черствого хлеба, немного сала, несколько помидоров и... распоряжение покинуть госпиталь. Идем незнакомыми улицами. Иногда кто-нибудь из прохожих оглянется на нас или спросит:

- Что случилось?

Вскоре мать встречает знакомых солдат из взвода связи, в котором еще вчера находился отец. Он поехал куда-то исправлять телефонную линию, и они не знают, когда вернется. Связисты отводят нас к месту своего расположения. Это обширный сарай вблизи ковельской почты. С интересом разглядываю солдатское хозяйство. Около сарая стоит одинокий чистый домик, охраняемый часовым. Как только отступает утренняя прохлада, из домика выходят несколько солдат в странном обмундировании.

- Кто это? - спрашиваю наших знакомых.

- Немцы. Летчики. Они здесь уже третий день. Их самолет сбили над Ковелем,- отвечают связисты.

Со страхом и с любопытством смотрю я на тех, кто причинил нам столько страданий. Немцы загорают под первыми лучами солнца. Мать подзывает меня и запрещает даже смотреть на вражеских солдат.

Связисты решили вернуться домой. Мы выходим из забитого беженцами Ковеля. Дороги запружены людьми и повозками, встречаются и военные обозы. На каждой телеге развевается белый флаг. Слышен гул самолетов, которые неотвратимо выплывают из-за леса, поблескивая в лучах солнца. Мы прячемся на картофельном поле. Я лежу на спине и считаю самолеты. Их тридцать два. Из города доносится заглушаемый гулом самолетов рев сирен, который через минуту смешивается с грохотом разрывающихся бомб...

Мы продолжаем свой путь. В четыре часа дня подходим к Тушиску. Над железнодорожной станцией стоит дым: недавно окончился налет. Мы заходим в ближайший дом и просим пустить нас переночевать. Раненые женщины и дети не могут уже идти. Хозяева угощают нас молоком и деревенским хлебом, спрашивают, откуда мы и что с нами случилось. Глава семьи запрягает лошадей.

- Подвезу вас до Овадно,- предлагает он.

После полуночи мы добираемся до железнодорожной станции в Овадно. В зале ожидания - страшная толчея и духота. Везде, даже на небольшом перроне под открытым небом, спят люди. Будет ли поезд во Влодзимеж, никто не знает. Усталость берет свое, и мы засыпаем. В какой-то момент я просыпаюсь от толчка. К перрону медленно подходит поезд. У дверей зала ожидания моментально начинается страшная давка: каждый стремится быть первым. Наши связисты захватывают места в тамбуре разбитого пульмана. Короткий гудок локомотива - и поезд трогается. Утром, на рассвете, мы добрались до Влодзимежа.

Опять война

Как сильно изменился город менее чем за два дня нашего отсутствия! Около остатков сгоревших домов стоят опаленные деревья. На улицах лежат поваленные телеграфные столбы со скрученными проводами. На тротуарах полно разбитого стекла, различных предметов домашнего обихода. Царит полное безвластие.