Григорий Ревзин - Николай Коперник Страница 3

Тут Ян Баженский предложил раскошелиться прусскому купечеству. Пусть каждый даст хоть половину того, что за один месяц переплачено кровопийце-казначею Ордена в одних вывозных пошлинах, — и можно будет успокоить опасения кардинала. Отвезет деньги купец Коперник, верный друг общего дела.

На том и порешили.

Через несколько дней Копернику передали мешок прусского золота. Ему же дали к концу этого памятного дня любопытный документ, в котором говорилось, что «бурмистр и ратманы города Гданьска удостоверяют передачу через Николая Коперника части денег в счет тысячи венгерских гульденов, которые они обязываются уплатить кардиналу — епископу Кракова Збигневу Олесницкому. Деньги эти должны помочь отпадению Пруссии от Ордена и посылаются городами прусской страны».

II. НЕМНОГО ИСТОРИИ

На месте современной столицы Германии лет девятьсот тому назад стояли две небольшие деревни. Рубленые избы под соломенными крышами, колодцы с журавлями являли типично славянскую картину. Одна деревушка, раскинутая по обоим берегам Спревы (Шпрее)[14] именовалась Берлин, что на языке славянского племени спревян значило — «свободное место». А деревня рядом носила имя Холин (Кельн), что говорило о «холме, поднявшемся над болотом».

Это- были ничем не примечательные селения. Но находились они в самом сердце огромного края, сплошь заселенного славянами. На запад от Берлина и Холина море славянской народности достигало Лабы (Эльбы) и во многих местах переплескивало через эту некогда славянскую реку. И к северу и к северо-западу — у морских рубежей — весь берег Балтики был славянским.

Широким фронтом по Лабе расселилась славянская народность — бодричи. С запада с ними граничили уже чисто немецкие — саксонские — владения.

Бодричи делились на племена, жившие родовым бытом, управляемые князьями-воеводами и жрецами языческих идолов.

Несколько позади бодричей, к востоку и к югу от них, в междуречье низовий Лабы и Одры (Одера), обитали воинственные лютичи, или «волки», постоянные зачинщики племенных распрей. Северная ветвь лютичей занимала священный остров Руяну (Рюген), по их верованиям, обиталище богов, а на юге в равнинных пространствах между Салой (Заале) и Бобром лютичи граничили с третьей славянской племенной группой: сорабами, или сербами. Соседом сербских земель с запада была немецкая Тюрингия.

Бодричи, лютичи, сербы — вот тот внешний балтийско-полабский пояс славянства, который пролегал в раннее средневековье по Центральной Европе. И уже позади него и как бы под его прикрытием тянулся второй славянский пояс — польско-чешский.

За протекшие с тех пор столетия границы расселения славян разительно изменились. На западном краю славянства оказались поляки и чехи. Куда же девались племена балтийско-полабских славян, обитавшие к западу от поляков и чехов?

С великим изобилием подробностей поведали о том велеречивые летописцы средних веков — католические монахи. В их хрониках заключена потрясающая история поголовного истребления сотен тысяч, может быть, миллионов людей, история массового убийства и всеобщего ограбления, хладнокровно задуманного и систематически выполненного германскими военными вождями.

Летописцы рассказывают и о том, как зародилась в головах немецкого дворянства самая идея военного натиска на славянский восток, идея пресловутого «дранг нах остен».

Немецкие поместные дворяне, боясь оскудения знатных своих родов, всячески противились разделу вотчин между наследниками. В обычай вошло посылать младших сыновей добывать себе поместья острием меча. Так родилась тяга безземельного немецкого дворянства к «жизненному пространству» на славянском востоке.

В начале XII века мы видим среди сподвижников германского императора Лотаря красочную фигуру огромного, рыжего маркграфа Северной марки Альбрехта Медведя. Медведь, напористый и жестокий военачальник, задался целью обратить на потребу немецкой колонизации пограничный славянский Бранибор, землю гаволян.

Гаволяне, ветвь бодричей, — издревле пахари и храбрые воины. Но, подобно другим западно-славянским племенам, они не знали ни государственной, ни военной организации, если только она выходила за пределы общинного управления и родовых интересов. Поэтому, когда собранные в тугой кулак банды немецкой дворянской голытьбы вторглись на браниборские равнины, гаволяне смогли противопоставить кровавому натиску лишь беззаветную храбрость отдельных разрозненных родов.

Здесь была одержана подлинно тевтонская победа. Густо заселенная область, многолюдные города после прохода ватаг завоевателей опустели, словно чума выкосила их жителей. «Только волки-сиромахи да враны-сыроядцы пировали на побоищах», — повествует летописец.

Так на месте славянского Бранибора возникло немецкое маркграфство Бранденбургское.

Вровень с «подвигами» Медведя надо поставить восточные походы его современника и сподвижника Генриха Льва, герцога Саксонского и Баварского. Лев обрушился на владения бодричей и лютичей, что лежали вокруг города Микелина. Предавая лютой смерти всех, кто смел ему противиться, освещая свой разбойный путь заревом пожаров славянских городов и сел, победитель основал здесь, на издревле славянской земле, великое герцогство Мекленбургское.

Успех вскружил голову обоим агрессорам. Они объединили силы и в «большом крестовом походе против язычников-славян» сумели продвинуться далеко на восток. Сея вокруг гибель и разрушение, банды завоевателей пробились сквозь всю толщу земель бодричей и лютичей, ворвались в пределы родственных полякам поморян, даже достигли лежащих глубоко на востоке земель литовского племени пруссов.

Мы назвали двух из немецких хищников, терзавших насмерть полабское и балтийское славянство. А было их великое множество — больших и малых, изворотливо-хитрых и тупо-прямолинейных, но одинаково жестоких и холодно-беспощадных.

Немецкая агрессия делала свое дело. Вот богатый торговый город ратарей[15] Зверин. Три четверти его обитателей вырезаны — и стал он немецким Шверином. Старгород, принадлежавший ранее ваграм[16], обратился в Ольденбург, а красивый славянский порт на Балтике Колобрег — в Кольберг. Не избежала общей участи и Щетина, мать городов Поморья. После завоевания ее немцами она стала Штеттином, главным городом немецкой Западной Померании.

Какую же участь уготовили завоеватели тем славянам, которые спаслись от резни при первом погроме?

В 1157 году остатки покоренных племен, не стерпев свирепого гнета и непрестанных грабежей, восстали на поработителей. И 1157 году суждено было стать началом конца полабского славянства. Этот народ землепашцев прежде всего лишили права, от которого зависело самое его существование, — права владеть землей. Собственником всех без изъятия земель — пашен, пастбищ, лесов и рек — стал немецкий маркграф, военный губернатор завоеванной области. Он принялся раздавать имения своим соратникам и приближенным. А славянские деревни, по строгому приказу маркграфа, очищали от старых жителей.