Записки старого хрыча(зачеркнуто) врача - Михаил Копылов Страница 30

Мерзкая эта тварь любит стихийные бедствия, впрочем, и в галантную эпоху париков, пудры и корсетов меж прекрасных декольтированных бюстов висело драгоценное украшение, специально предназначенное для ловли и уничтожения паразитов. Так и назвалось — «Блохоловка».

Короче, в наших жилах течет одна кровь, и по ступеням цивилизации и прогресса мы и наши паразиты поднимаемся рука об руку.

Это была присказка. А вот и сказка.

Однажды наша внучка принесла из детсада вшей. Бывших советских людей этот факт шокировал, люди же, выросшие здесь, на такую мелочь внимания не обращают: помыл ребенку пару раз голову особым шампунем — и до следующей высадки вшивого десанта об этой неприятности можно забыть. Промелькнул еще один малозаметный кадр нашей жизни.

Так случилось и у нас.

Но вдруг, когда все паразиты были убиты и смыты в слив ванной, ребенок задал маме интересный вопрос: «Мама, а где у человека мысли — в сердце или в голове?»

Мама, медик и материалист, однозначно ответила: «Конечно в голове».

То-то мысли у меня чесались!

Отсюда рекомендация: если вдруг в голову пришла мысль, проверьтесь на всякий случай — а вдруг она пришла неспроста?

Зубная история

Где-то за месяц до отъезда в Израиль меня как током дернуло в тот момент, когда я стоял перед зеркалом и чистил зубы. Рот был весь в железе и сверкал при свете электрической лампочки. «И с таким ртом — в чужую страну! Как это я прошляпил! Дотянул до последней минуты!»

Так я в тот же день оказался в кресле доктора Шнейдера — справа от него работал доктор Шнейдерман, а слева — доктор Левит.

Почему-то доктор Шнейдер не очень хотел менять мои железки на что-то покрасивее, но наконец дал себя уговорить. Времени оставалось мало, и пришлось ему опиливать мои зубы по живому — тоже, я вам скажу, каскад незабываемых ощущений.

Когда все четыре моста были возведены, закреплены и скрыли ужасные дырки в моих челюстях, доктор удовлетворенно заглянул последний раз в мой рот и сказал: «Ничего, десять лет простоят». Он был неправ, недооценил себя — мосты простояли значительно дольше. И сколько раз, видя железно-золотые рты made in USSR у новых моих сограждан, я пел славу своей предусмотрительности и изумительным рукам доктора Шнейдера. С моим прежним ртом шансы получить работу выше ночного сторожа были бы минимальными.

Но на вечность Шнейдеровы мосты не были рассчитаны, как меня честно доктор и предупредил. Один из мостов — собственно, вся верхняя левая половина — зашатался и рухнул! Рот требовал срочных и продолжительных реставрационных работ, для которых необходимо было терпение — со стороны как пациента, так и доктора. Поэтому полчелюсти как-то приклеили и велели ими не жевать. Временами конструкция всё равно падала, обнажая бомжеватый провал, и я снова мчался к своему доктору за косметической правкой.

Очередное падение моста состоялось в день отлета моего доктора за границу. До восьми вечера доктор работал, а с работы — прямиком на самолет и в Москву. Выпавшие с утра зубы я аккуратно, завернув в пакетик, положил на специальное место, где они у меня лежали, когда не были во рту.

Итак, время — полвосьмого, пора ехать приклеивать зубы. Я провожу рукой по специальному месту хранения зубов — а там пусто! Ну конечно, у нас же сегодня убирали! Уборкой квартиры в течение многих лет занимается задумчивая тбилисская женщина, пугливая и красивая, но со страстью к творческому переосмыслению расстановки предметов и содержимого нашей квартиры. Мы к ней как-то привязались и к ее экспромтам привыкли. Мама звала ее не иначе как «царица Тамара», и мы с женой понимали, что не царское это дело — убирать квартиры. Видимо, она просто выкинула непонятный пакетик. Поэтому мы с женой сразу побежали к помойке и при свете полной луны стали копаться в ней — нужен был НАШ пакет с мусором, а время всё больше поджимало, и тут — о ужас, а помоек-то оказалось две! На равном расстоянии от входа в дом! О второй мы забыли! И тогда прямо из мусорного контейнера мы дозвонились до нашей уборщицы. «А, зубы? — сказала она. — Зубы я положила на полку!» (и как это мы сразу не догадались, где их истинное место?).

В этот раз всё обошлось, и на работу на следующий день я пошел не скажу что красивый, но хоть не очень уродливый. Уродливость началась позднее, в период подготовки к имплантации. Тут уж я ходил, зияя провалами с двух сторон рта. Смыкались только передние два зуба. При необходимости было очень удобно плеваться на длинные расстояния. К отрицательным явлениям следует отнести недержание пищи во рту. Я испачкал кучу рубашек до такого неприличия, что мне приходилось срочно, в ближайшем магазине, прямо посередь работы покупать им замену, и теперь у меня в шкафу скопились залежи ненужного тряпья.

И тут я внезапно надел галстук!

Галстук в Израиле — предмет неходовой. Функция его многозначна и растяжима — от остатка былой роскоши интеллигентских привычек и до формы одежды религиозной части населения. Но никто не догадался, что функция моего галстука совсем особая, очень близкая по своей сути к детскому слюнявчику. Легче поменять галстук, чем купить рубашку.

Когда все зубы встали на места, я снял галстук. Но иногда я по нему чуть-чуть скучаю.

Еще одна зубная история

На последнем курсе нас, студентов-медиков, учили стоматологии, конкретнее — как рвать зубы.

С нами учился рыжий парень по кличке Кузьмич, который принадлежал к довольно редкому типу людей: худощавый, среднего роста, совершенно неспортивного вида, — и при этом обладающий какой-то чудовищной силой.

Преподаватель сначала показал нам технику удаления зуба — как накладывать на него щипцы и что делать дальше. При нас он вырвал зуб молодому человеку, и было видно, что эта процедура стоила ему некоторых физических усилий.

Из всех нас повторить эту операцию вызвался только Кузьмич.

В кресло села старушка. Кузьмич наложил щипцы и дернул изо всех сил. Зуб легко выскочил из десны, а Кузьмич вместе с зажатым в щипцах зубом отлетел назад к двери кабинета, практически вышиб ее, пересек коридор и ударился спиной о стену — не выпуская щипцов с зубом из рук.

Очередь перед кабинетом моментально исчезла.

Реанимация

В интернатуре я вместе со своим другом Владимиром Ильичом