Герберт Осбери - Банды Чикаго Страница 30

Изящно обставленное заведение Лу Харпер на улице Монро, 219 было лучшим публичным домом Чикаго времен войны, а заодно и первым в городе салоном – борделем с высокими ценами, где предоставлялись любые эротические развлечения. Дом мадам Харпер, который она назвала «Особняком», был не для обычного искателя запретных удовольствий; она обслуживала деловых мужчин и обеспеченных молодых людей и пыталась придать своему низкому бизнесу аристократический вид. Ее девочки носили вечерние платья вместо халатов и сорочек, и их представляли посетителям по имени вместо того, чтобы загонять в комнату и выстраивать в линию для выбора. Она осуждала пьянство и излишнюю вульгарность и первая отказалась от красных огней и огромных номеров, по которым обычно и опознавали публичные дома. На двери «Особняка» была маленькая медная табличка с аккуратно выгравированной надписью «Мисс Лу Харпер», а визитная карточка дома гласила просто:

ОСОБНЯК

улица Монро, 219

Двадцать прекрасных юных леди

Ни один другой бордель времен Лу Харпер не мог сравниться с «Особняком» в роскоши и великолепии, но помимо него было еще несколько других почти столь же популярных борделей, которые посещали люди того же социального положения. Среди них – «Сенат» Кейт Андерсон, дома, которыми управляли Энни Стаффорд и Молли Трассел, заведение Рози Лавджой на Четвертой авеню, где жила огромная проститутка по имени Нелл и по прозвищу Гора, певшая сентиментальные песни и служившая Лавджой по совместительству еще и вышибалой, и дом Энни Стюарт на Кларк-стрит, 441 – кстати, этот адрес часто упоминается в истории кварталов красных фонарей. Мадам Стюарт открыла свои двери в 1962 году, и шесть лет дело ее процветало. Окончилась ее чикагская карьера 11 июля 1868 года, когда в ее дом заявились констебль Маркус Донахью и мировой судья Г.О. Дрессер. Пока судья общался с одной из девушек, Донахью и мадам Стюарт играли в покер и пили вино. Несколько партий и бутылок спустя она набросилась на гостя с обвинениями в мошенничестве, тот набросился на нее и стал душить, а она выхватила из-под подушки револьвер и застрелила его. Ее арестовали, 15 июля привели на выездную сессию окружного суда, который постановил освободить ее, после того как полицейские засвидетельствовали следы от пальцев Донахью на ее горле. Судья Эраст Смит Уильямс заявил, что «...ее распутный образ жизни – еще не основание для лишения права на самозащиту».

Самым большим и одним из самых крутых борделей Чикаго перед Великим пожаром был знаменитый «Рэмрод-Холл», располагавшийся в одноэтажном деревянном здании на Кинки-стрит рядом с Уэллс-стрит. Его хозяйкой была Кейт Хоукинс. Управляя своими козочками, она часто прибегала к помощи настоящего пастушеского кнута. На службе у мадам Хоукинс редко когда бывало меньше тридцати девушек, а иногда их набиралось десятков пять. Посетилей в «Рэмрод-Холле» часто избивали и грабили, девушки были практически постоянно пьяны и часто дрались между собой, и редкая ночь проходила без того, чтобы туда не приезжала полиция – утихомирить разбушевавшихся проституток или вышвырнуть неугодного клиента. Самое маштабное побоище в истории «Рэмрод-Холла» произошло в ночь 3 марта 1871 года. Началось все с того, что Мэри Вудс, которую в «Таймс» описывали как «весьма доходную часть обстановки заведения», объявила о своем намерении покинуть «Рэмрод-Холл» и выйти замуж. Мадам Хоукинс в ответ пригрозила выпороть ее кнутом и запереть в комнате. Но тут на помощь к Мэри явились ее подруги, и через несколько минут завязалась потасовка с применением кулаков, зубов, ног, пивных бутылок и предметов мебели, в этой битве принимали участие все: и проститутки, и сутенеры, и немногочисленные клиенты. Когда на место происшествия прибыла полиция, «Рэмрод-Холл» был разгромлен, и половина сражавшихся лежали на полу без сознания.

Еще более низкопробными публичными домами, чем «Рэмрод-Холл», считались дом терпимости мадам Дженни Стэндиш на Уэллс-стрит и Белла Джонса на Кларк-стрит, который в 1871 году мог похвастать тем, что там работали «старейшие донны[12] на свете» – Нилли Уэлш и Молли Мур, которым было на тот момент уже за шестьдесят. Одной из работниц мадам Стэндиш была Молли Холбрук, которую инспектор нью-йоркской полиции Томас Бернс описывал как «самую выдающуюся и удачливую воровку Америки». Впервые она появилась в Чикаго году в 1865-м в качестве жены Бака Холбрука, игрока и взломщика сейфов, хозяина игорного дома на Кларк-стрит и дома свиданий на Рэндольф-стрит, которым и заведовала Молли. В начале 1871 года Холбрук попал в тюрьму, за ограбление банка, Молли пошла в бордель мадам Стэндиш. За несколько недель до Великого пожара она в спешке покинула Чикаго, потому что полиция к тому моменту обнаружила, что она организовала среди своих товарок банду карманниц и магазинных воровок, а ворованное складировала в борделе. Бака Холбрука между тем застрелили в тюрьме при попытке к бегству, и Молли вышла замуж за Джимми Хои, вора-карманника. Инспектор Бернс характеризовал этого человека как «беспринципного мерзавца, существовавшего на то, что удавалось наворовать его жене».

Молли Холбрук вернулась в Чикаго в 1873 году и открыла дом свиданий, где ей удалось шантажом вытянуть у одного скотовода с Запада 25 тысяч долларов. За это она попала в тюрьму – правда, ненадолго – и на протяжении следующих десяти лет оказывалась за решеткой еще несколько раз – в Бостоне, Нью-Йорке и других городах. В Нью-Йорке ей светил год заключения, но ее помиловал лично губернатор Гровер Кливленд после того, как она предоставила полиции информацию, с помощью которой удалось обеспечить срок крупной скупщице краденого Марме Мандельбаум.

3

Переулок Костей, Чикагский Пятачок, притоны Уэллс-стрит и Пятачок Мамаши Конли были стерты пожаром с лица земли, но не прошло и пяти лет с начала возрождения Чикаго, как появилось двадцать других районов, кишащих проститутками, разбойниками, сутенерами и карманниками и заполненных борделями, салунами и всевозможными кабаками. Полиция и клиенты знали их под такими звучными именами, как Черная Дыра, Маленький Шайенн, Гиблые Земли, Миля Сатаны, Полакра Ада, Прибрежный район, Негритянская Дыра, Байлер-авеню и переулок Мертвеца. Все эти районы, за исключением расположенной в Вест-Сайде Черной Дыры, находились на юге города, в квадрате, ограниченном рекой Чикаго, Уэбаш-авеню, Двадцать второй улицей и улицей Ван-Бурен. На севере города тоже было два-три криминальных пятачка, но они никогда не имели такого значения, как вышеперечисленные. В 70-х годах XIX века две знаменитые колонии проституток было и в деловой части города – одна в Брайант-Блок, на углу Рэндольф– и Дирборн-стрит, а вторая – в Кленовом Ряду, на востоке Монро-стрит, в домах № 143 – 149. В «Таймс» Брайант-Блок описывали как «гнездо шлюх», а 5 августа 1877 года там прошла заметка, гласившая: «полиция расценивает сборище женщин, оккупировавшее это здание, как одно из низкопробнейших в городе; постоянно поступают доклады о происходящих там оргиях, из которых складывается впечатление о том, что где-то в наших краях заново возрождены Содом и Гоморра».