Адмирал Колчак - Валерий Дмитриевич Поволяев Страница 30

Голос Колчака угас, он вздохнул, опустив голову, тронул несколько клавиш, беря заключительный аккорд, и повторил тихо и печально:

– Отцвели уж давно…

– Браво! – Отец захлопал в ладони. – Ты очень проникновенно спел романс.

Александр на похвалу никак не отозвался, вновь взял несколько аккордов, прошелся пальцами по клавишам; Василий Иванович наморщил лоб, вслушиваясь в мелодию, которую играл сын: было в ней что-то знакомое, но… Нет, в ней было больше незнакомого, чем знакомого. Колчак пропел первую строчку романса «Гори, моя звезда» удлинив ее на одно слово – добавив еще одно «гори», потом пропел вторую, взяв старую строчку, из прежнего текста, тряхнул головой протестующе – вторая строчка не уложилась в музыкальный размер, взятый им, третья строчка «Ты у меня одна заветная» легла точно, и Колчак одобрительно наклонил голову. Глянув на Сонечку, улыбнулся скупо, краем губ… Четвертая строчка «Других не будет никогда» также не вместилась в размер и требовала переделки.

– Интересно, интересно, – проговорил Василий Иванович одобрительным тоном. – Твой вариант романса действительно лучше. А ну, пропой еще!

Послушно кивнув, Колчак сделал несколько вступительных аккордов – на этот раз более сжато, и получилось более печально, и это дошло до Василия Ивановича, глаза у него потеплели – печаль ведь всегда трогает душу, – пропел первый куплет романса целиком.

– Не вмещается в размер, – пожаловался он.

– Вижу, сын. Вторая и четвертая строки. Их надо переделывать. Но нашего таланта на это не хватит. Надо приглашать профессионала.

– Это уже после войны.

– А мелодия получается неплохая. Не думал, что тебе может прийти в голову такое… У тебя есть задатки талантливого композитора.

– А в Петербурге, в Академии наук, говорят, что он талантливый исследователь, – добавила Сонечка.

– В Главном морском штабе считают – талантливый офицер.

Василий Иванович подхватил игру, предложенную Сонечкой.

– А в Императорском географическом обществе Саша – в числе самых сильных картографов.

Колчак рассмеялся.

– Хвалите, хвалите. Смотрите только, не перехвалите – вдруг забронзовею!

Свеча, стоявшая на пианино, задергалась, затрепетала; небольшое, похожее на осенний лепесток, сорванный с ветки, пламя приподнялось над черным шпеньком фитиля и поплыло в воздухе. Оно плыло долго, будто маленький светящийся шар, устремляясь по косой в угол комнаты, но до угла не дотянулось и угасло.

– В красный угол устремилась свечка, – шепотом произнесла Сонечка.

– К иконам, – подтвердил Василий Иванович.

Но икон в гостинице не было – не положено.

«Не к добру это», – мелькнуло в голове Колчака, он почувствовал, как у него дернулась правая половина лица, прижал к щеке руку, задохнулся едва слышно – в конце кондов все приметы касались его одного: ведь он уходил на фронт, а отец с Сонечкой оставались здесь. А здесь пули свистеть не будут. Ни в Иркутске, ни в Москве, ни в Санкт-Петербурге.

Ему показалось, что спина у него сейчас выглядит слишком сутулой – будто гнутая, с искривленным позвоночником и выступающими острыми костлявыми гребнями-лопатками, он поспешно выпрямился, зажег свечу, проговорил просто и спокойно:

– Сквозняк.

На следующий день, 5 марта 1904 года, в Градо-Иркутской Михайло-Архангельской церкви состоялось венчание Александра Колчака с Сонечкой Омировой. В книге бракосочетаний сохранилась соответствующая запись. В графе «звание, имя, фамилия, отчество и вероисповедание, который брак» Колчак записал следующее: «Лейтенант флота Александр Васильевич Колчак, православный, первым браком, 29 лет».

В той же графе по поводу невесты записано следующее: «Дочь действительного статского советника, потомственная дворянка Подольской губернии София Федоровна Омирова, православная, первым браком, 27 лет».

Далее, в графе «кто совершил таинство» указано: «Протоирей Измаил Ионнов Соколов с диаконом Василием Петелиным». «Кто были поручители» у жениха: «Генерал-майор Василий Иванович Колчак и боцман Русской полярной экспедиции шхуны „Заря“ Никифор Алексеевич Бегичев». У невесты: «Подпоручик Иркутского Сибирского пехотного полка Иван Иванович Железников и прапорщик Енисейского сибирского пехотного полка Владимир Яковлевич Толмачев».

Вечером в гостинице, в номере со старым пианино накрыли стол, пригласив, как и положено, поручителей-офицеров, сибирских пехотинцев, которые так же, как и Колчак, готовились отбыть в Маньчжурию, боцмана Бегичева и старинного знакомого Василия Ивановича, худенького, сморщенного, как сушеный гриб, дедка, украшенного тремя серебряными Георгиями, с которыми они, будучи еще юношами, ели землю на склонах Малахова кургана, а потом вместе выбирались из плена. Дедок ел мало, говорил тоже мало, Василий Иванович пытался его расшевелить, но попытка не удалась – дедок и вовсе замкнулся, сделался угрюмым, как сыч.

Впрочем, из застолья он не выпадал, скорее напротив, оттенял собравшихся и потому органично вписывался в вечер. Колчак подумал о том, что если бы не было такого дедка, его надо было бы придумать как некий барометр, по которому можно определять собственное состояние.

Когда прозвучали первые тосты и молодые расцеловались, Колчак выдернул из-за воротника форменного морского сюртука салфетку, произнес, обращаясь к собравшимся: «Простите меня, я отлучусь на десять минут», – извинился перед женой и вышел из номера.

Он появился в номере ровно через десять минут – можно было часы проверять, – и в затемненном, пахнущем свечным варом помещении сделалось светлее, даже на улице, чей серенький морок неохотно пробивался в номер сквозь запыленные стекла, и то стало светлее – в руках Колчак держал букет белых гвоздик.

Софья Федоровна не удержалась, порывисто поднялась из-за стола, на лице ее возникла слабая неверящая улыбка: здесь, в заснеженном Иркутске, когда на улице трещит тридцатиградусный мороз, белые гвоздики? Это что, сон?

Колчак подошел к ней, поцеловал руку, протянул гвоздики.

– Где ты их взял? – растерянно спросила Софья Федоровна. – Ты что, волшебник?

Василий Иванович не выдержал, захлопал в ладоши:

– Браво, сын!

Колчак вновь поцеловал руку жене, улыбнулся отцу, налил Софье Федоровне в бокал вина, себе – водки. Водку он предпочитал всем другим напиткам, считая – и вполне справедливо, – что чище, лучше, вкусное русской водки нет ничего на свете, поднял стопку:

– За то, чтобы ты почаще вспоминала меня, за то, чтобы я остался живым, за воинскую удачу, за то, чтобы я поскорее вернулся на Север, – сказал он и, помолчав, добавил: – И ты со мной. Там осталось столько несделанных дел…

Это была правда.

Через несколько дней Софья Федоровна Колчак вместе со свекром отправилась в Санкт-Петербург, а стонущий от боли лейтенант – его где-то неожиданно просквозило, и у него разыгрался приступ радикулита – на фронт, а точнее, во фронтовой город Порт-Артур.

Часть вторая

Порт-Артур

Недавно прибывший вице-адмирал Макаров был, конечно, душою Порт-Артура.

В прежние годы Макаров не раз бывал в Японии – особенно в пору, когда он командовал средиземноморской эскадрой и совершал дальние походы, которая одно время вообще базировалась в порту Нагасаки. Он всем, чем мог, поддерживал русскую колонию, посещал рестораны и магазины с русскими названиями.

Там же, в Нагасаки, кстати, находилось и