Павел Лосев - На берегу великой реки Страница 30

– Возьми, пожалуйста, поешь. Это вкусно. Только не умирай, не надо! – с неловкостью пробормотал он и, не дождавшись ответа, скрылся за косогором.

Без дороги бежал Коля домой. Кусты шиповника хватали его за ноги, больно царапали руки. Запыхавшийся, потный, в покрытых грязью башмаках ворвался он в комнату няни.

– Свят, свят! – в испуге закрестилась старушка. – Что с тобой, Николушка? Уж не псы ли проклятые за тобой гнались?

Дрожа всем телом, мальчик судорожно обнял няню. По щекам его струились слезы.

– Ну, так и знала, что псы, – сокрушалась няня, – им все едино: что свой, что чужой. Покою никому не стало.

– Да нет, нянюшка, не собаки.

– Не собаки? Так что же, мой голубчик? Изволь расскажи.

Сбивчиво и торопливо говорил он о своей встрече с измученными незнакомыми людьми, о худом и больном человеке, желающем поскорее умереть, о деревянном кресте на палубе.

– А-а! – понимающе протянула няня. – Это бурлаки, Николушка! Нужда-голод гонит их… Помереть для них – дело немудреное. Сколько их косточек-то по берегам закопано – не перечесть!

Снимая с Коли рубашку, няня спросила:

– А салфеточка-то где, родименький?

– Я отдал, нянюшка.

– Кому?

– Да тому самому больному… Он голодный.

– Это ты хорошо сделал, Николушка. А сам, значит, так ничего и не поел? Сейчас покормлю тебя, бедненького.

Вскоре она принесла брызгающую во все стороны яичницу-глазунью, поставила на стол стакан молока с коричневой пенкой, нарезала ломтями свежий хлеб. Но от всего пережитого в это утро Коле есть не хотелось.

– Знаешь, нянюшка, – снова заговорил он, – давай вынем из моей копилки деньги, отдадим их бурлакам.

Няня участливо посмотрела на Колю, подперев морщинистой ладонью щеку.

– Отдать, родименький, нетрудно, – сказала она, – отдать можно. Только что твои грошики – капля в море. Бурлаков-то сколько? Многие тысячи. Разве всем достанется? Одного пожалеешь, а как другие-то? Надо бы такое придумать, чтобы для всех жалости хватило, чтобы никто не мучился.

– Давай придумаем, нянюшка.

– Эх, голубчик мой! Не такие головы, как наши, думали, да все понапрасну.

– А кто, нянюшка, думал?

– Много будешь знать, Николушка, рано состаришься. Вот станешь большим – и узнаешь, кто так думал… А ты ешь, ешь…

Няня вздохнула, словно вспомнив что-то тяжелое, и тихо произнесла:

– Был такой человек, Николушка, думал! Я в девках о нем слышала: Емельян Пугачев. Сказывали, хотел он простым людям хорошую жизнь дать. Да не вышло – отрубили ему князья-бояре буйну голову. Только ты, Николушка, нигде про него не поминай. Нельзя! Разбойник он. Хоть и добрый для простого люда, а разбойник…

Она села на стул и начала вязать. Спицы быстро мелькали в ее руках.

– А то еще был один разбойник, – опять вздохнула няня, – Степаном Разиным его звали. Рассылал он по всей русской земле своих помощников. Приходили те к простому люду, правду добывать звали. Вот и в нашем Грешневе, сказывают, они побывали. Поднялись за деревней на горку, громким голосом клич кликнули: «Приходите к нам, добрые люди, воеводу Шеремета бить!» А уж до того, говорят, этот Шеремет народу не люб был, так от него люди страдали, что не приведи бог! Ну, и собралось тогда мужиков-крестьян видимо-невидимо. Кто с вилами, кто с дубьем, а кто просто с камнем за пазухой. Все – добрые разбойники. Что с Шереметом сталось, мне неведомо, но горку ту с той поры Атамановой зовут. В честь, значит, атамана Разина…

Коля хорошо знал эту горку. Она недалеко, за деревней. Невысокая, зеленая. Молодые дубки на ней растут.

Вскоре няня задремала, спицы выскользнули из ее морщинистых рук, а Коля снова устремился на улицу.

Ему непременно нужно увидеть Кузяху с Савоськой. Но их нигде нет. Только одна Кланька Нянька сидит на завалинке, держа на руках годовалую сестренку, и грустно напевает:

Люди, люли, люли,Прилетали гули…

Завидев барчука, она замолкла.

– Кузяху, часом, не видела? – спросил Коля.

– Может, и видела, да не скажу, – сердито ответила Кланька.

– Ты что – белены объелась?

– Может, и белены, тебе что за дело?

«Что такое с Кланькой? Какая муха ее укусила?» – недоумевал Коля. Он молча сел на завалинку. А как тут не догадаться: Кланька потому досадовала, что ей надоело держать сестренку на руках. Вот она посадила ее на траву. Но та подняла отчаянный вой.

– Ишь, ишь, гляди, какая супротивная! – сердилась Кланька. – Все бы ей на руках да на руках! Сил никаких не стало. Избаловали на мою шею.

– Дай я ее покачаю, – предложил Коля.

– Ладно уж, покачай, – после некоторого раздумья согласилась Кланька, не подавая виду, что она рада-радешенька хоть на минутку отвязаться от сестренки.

Коля старательно качал девчонку на ноге. Ей нравилось. Она весело гукала и что-то лопотала. Отошло сердце и у Кланьки:

– Сказать, где Кузяха?

– Ну, скажи.

– Дядя Ераст в поле угнал. И Савоську. Да еще за вихры поцапал. Это, говорит, за твоего братца-бродягу…

Только вечером встретился Коля с Кузяхой. Тот лежал на траве, устало закинув руки за голову. Завидев барича, он быстро приподнялся и стал оправдываться:

– Не мог я на Волгу… Ей-богу, не мог… С колокольни упасть… на острый ножик попасть!..

– Знаю, знаю, – успокоил Коля, садясь рядом, – у меня дело к тебе. Важнецкое!

– Важнецкое? А ну, говори!

– Приходи нынче на Атаманову горку. Там и скажу. Да Савоську с Мишуткой с собой покличь.

– А когда приходить?

– Как солнышко к лесу спустится.

– Ладно!

…На Атаманову горку пришли все, кого позвал Коля. В последнюю минуту приплелся даже и никем не приглашенный Алеха. Пригнав коров в деревню, он увидел торопившихся куда-то ребят и увязался за ними.

– Давай выкладывай свое важнецкое дело, – с нетерпением потребовал Кузяха.

Коля оглядел собравшихся с ног до головы. Ему сделалось грустно. У Савоськи высовывалось из рваных штанов голое грязное колено. Под веснушчатым носом Мишутки было мокро. Алеха Муха очень уж мал – от горшка два вершка. Вот Кузяха, этот еще туда-сюда. Даже стрелять умеет.

Помедлив минутку, Коля строго спросил:

– Кто хочет быть разбойником? Лица ребят недоуменно вытянулись:

– Каким разбойником? – робко произнес Савоська. А Мишутка добавил: – Разбойники с ружьями.

Кузяха промолчал. У него ружье есть. Отец подарил. Но в разбойники и он не собирался.

– Не буду я грабить, в острог попадешь, – твердо сказал, наконец, он. – Разбойники завсегда грабят.

– Нет, мы не такими разбойниками будем, – начал убеждать Коля. Его так и тянуло рассказать друзьям-приятелям, что он слышал от няни про Емельяна Пугачева и Степана Разина. Но она ведь просила никому не говорить об этом.