Владислав Корякин - Семь экспедиций на Шпицберген Страница 30

Слева обозначились верховья долины, по которой ледник Даля гигантскими ступенями (ледопадами) устремился вниз к морю. Вот за ними промелькнул темно-синий треугольник моря в рамке склонов. Где-то рядом должен быть уже ледораздел, а стрелка высотомера как привязанная. Еще немного, самую малость, чуть-чуть... Стрелка вздрогнула и чуточку отклонилась влево. Вот он, ледораздел, и сразу же за ним выход на истоки выводного языка Оватсмарк, который сверху просматривается весь до самого моря. Теперь все ориентиры на виду, и мы несемся вниз, в голубизну пролива Форлансуннет, по которому прошел незабываемый шлюпочный маршрут 1967 года. Поскольку с ориентирами все ясно, на несколько минут могу расслабиться и позволить себе воспоминания.

Юра срочно меняет кассеты с пленкой, пока аппаратура не работает и пока внизу вода. Наконец, в наушниках его голос: «Готов», и я, не без сожаления отрываясь от воспоминаний, отвечаю: «Понял».

Очередной разворот, и фронт ледника Даля, оскалившийся тысячами трещин, постепенно занимает по курсу все видимое пространство, вырастая с каждым мгновением. Бледно-голубая стена льда, перебитая вкось и вкривь. За фронтом выше по долине к верховьям среди нунатаков ведут два прохода. На правом меньше трещин (значит, меньше и помех), да и меньше отклонений от курса. Выбираю его и сообщаю новый курс пилотам. Вперед!

Как-то неуловимо меняется солнечное освещение. За проносящимися лопастями вижу пелену тонких слоистых облаков, наползающую с востока. Никто не знает, сколько времени отпустила нам Арктика на нашу работу, а у нас не сделано и половины. Чувствую, что начинаю уставать от монотонности, от напряжения, от ответственности.

По узкой долине, тесной от скопления нунатаков, выползаем на ледниковое плато Левеншельда, и сразу возникает великолепный ориентир: тот самый треугольный утес-гигант с отметкой «1058 м» прямо по курсу упирается в небо своей неправильной вершиной. Будем проходить вплотную. Очень непростой рельеф. То и дело даю Юре команды для засветок, чтобы маркировать на пленке наиболее интересные участки ледника. Просторная ледяная скатерть теперь пробита по краям выходами скал. Странный, какой-то нереальный пейзаж. Трещины, барьеры, провалы... По-видимому, мы первые, кто видит эти места с вертолета, с небольшой высоты, когда все интересное перед глазами. Картина оледенения настолько сложная, что до сих пор нет общепринятого термина для определения: полупокров, оледенение шпицбергенского типа, горнопокровное и даже сетчатые ледники...

Пересекаем ледниковое плато Левеншельда, Ориентирный утес проплывает за фонарем кабины. Низковато идем, трещины и заструги под брюхом машины замелькали чересчур быстро. Голос «левого» пилота (командира): «Юра, высота?» В ответ: «Девяносто...»

Машина слегка уходит вверх, и вместе с этим ползет стрелка высотомера. Впереди четкий каменный коридор между двумя горными цепями, по которому не спеша струится громадный ледник Уверс. Над ним мы сейчас и летим к морю.

Мы перекрестили ледниковое плато Левеншельда по различным направлениям, и можно уходить или во всяком случае думать о возвращении. Севернее, за гребнями горного хребта, лежит сквозная долина ледников Конгсвеген и Свеа, и возвращение этим путем при разработке маршрута было мной учтено. Небольшой разрыв в горной цепи, напоминающий брешь в каменной стене, обведен на моей карте красным, — вот он проплывает по правому борту. Порядок... Запрашиваю согласие пилотов на возвращение по варианту Конгсвеген — Свеа. В наушниках сквозь шорох помех короткое: «Добро...»

Снова впереди голубая гладь Форлансуннета с россыпью айсбергов, блестящих на солнце алмазным блеском, картина под стать настроению. Плавное течение Уверса выводит наш вертолет в Английскую бухту, за которой встают из моря отвесные горные громады Земли принца Карла с амфитеатром ледников у подножья. Проходим над концом Уверса, выкрикиваю Юре: «Финиш! Заменить кассеты», и, выигрывая необходимое ему время, не даю команды на поворот до середины пролива. Снова возвращаемся к Уверсу, чтобы затем юркнуть в брешь для возвращения домой. Вижу ее, и, значит, можно слегка расслабиться и даже подумать.

В начале работы на архипелаге вертолет был для нас транспортным средством, незаменимым, но не более. Год спустя мы уже во всю пользовались им для визуальных наблюдений, а теперь сверху, в полете, получаем информацию в зависимости от возможностей аппаратуры. Оговорка «в зависимости от возможностей» не случайна, аппаратура опытная, нестандартная, она должна еще показать себя. Поэтому наш воздушный маршрут напоминает набег в поисках и записи на пленку природной информации, с тем чтобы освоить ее уже в Москве, после проявления и расшифровки пленки. Лично для меня, поскольку все мои личные вкусы и пристрастия сформировались главным образом в пеших маршрутах, это не совсем привычно, потому что, покинув район, мы уже не будем иметь возможности тут же проверить сомнения, то есть тут же вернуться к объекту исследований, на ледник. Но я отгоняю эту мысль, объясняя свои недостойные подозрения отсутствием любви к технике.

Вот и край Уверса, пора за дело, и я стараюсь перекричать гул мотора: «Юра, приготовиться! Старт!» И намного позднее пилотам: «Приготовиться к повороту влево...»

Буквально протискиваемся среди скальных громад в долину ледника Конгсвеген, которая образует каменный коридор в нужном нам направлении. И название у ледника подходящее — Королевская дорога, гони напрямую — не ошибешься. Все-таки на всякий случай фиксируем ориентиры. Проходим на левом траверзе Три короны, группу из трех удивительных вершин, которые ни с чем невозможно спутать,— Свеа, Нора и Дана. Почему-то хорошие ориентиры еще всегда эстетичны, способны удовлетворить самый взыскательный вкус людей, далеких от проблем навигации. Впрочем, тут все зависит от вкуса. Места уже знакомые, освоенные и нами, и норвежцами — они частенько летают из Нью-Олесунна в Лонгьир по этой долине на маленьком моноплане «суперкэб».

Водораздел со Свеа при подлете с запада, откуда мы летели, не имеет четких признаков, потому что лед заполняет здесь долину почти целиком. Неровная заснеженная пелена поднимается к востоку, прикрывая обзор к фронту Свеа. И все-таки гребни хребтов справа и слева направляют нас куда надо, и я снова начал думать, на этот раз о том, что все наши маршруты удивительно монотонны и лишены ярких впечатлений. Нет в них ни фантазии, ни спортивного упоения, только огромное количество черной работы и неоправдавшихся ожиданий. А дальше размышлять не пришлось, потому что появился самый главный ориентир — маленький нунатак на ледоразделе (с отметкой на карте «863 м»), укутанный по самую макушку в снег, но ледник Свеа никак не открывался. Особых сомнений у меня не было, но почему-то в конце полета, когда горючего уже в обрез, хочется ориентиры увидеть пораньше. Нунатак «863 м» появился строго по расчету времени, ни раньше и ни позже, и неторопливо проплыл за стеклом кабины. Сразу же по курсу обозначился спуск к фронту ледника Свеа — мрачный и сырой тоннель между ледником и облачностью упирался в темную воду Нур-фьорда. Я прикинул по часам, сколько осталось до последней команды «Юра, финиш!»