Альбер Бенсуссан - Гарсиа Лорка Страница 31

Третья «фигура» «канте хондо» — та самая «saeta», стрела, выпущенная голосом, пронзительный крик в процессии на Святой неделе, посвященной Деве, потерявшей Своего Сына («Смуглый Христос, ушедший от лилий Израиля к милой гвоздике Испании»…).

И наконец — «петенера»: андалузская женщина, в жилах которой течет кровь цыганки, мавританки и еврейки. «Ты куда идешь, красавица еврейка?» — поется в народной «copla». «Я ищу Ребекко, — того, из синагоги…» Несомненно, это далекое прошлое, возвращенное к жизни ностальгией по нему, навсегда зачаровало душу ребенка из Ла-Веги. В «малагийском» ритме гитары «рвется рыданье погибших душ из розетки круглого рта». А затем Ла Петенера, архетип Цыганки, умирает… Не было такого цыганского праздника, на котором не оплакивалось бы погребение Ла Петенеры («В древних желтых башнях — звон стекла; в пыльном вихре ветра — призрак корабля…»). О каком корабле говорит здесь Лорка?

О том корабле изгнания, чей форштевень режет струны-волны и исторгает из них эти слезы и жалобы. Здесь Федерико, так же как его учитель и друг Мануэль де Фалья, дарит нам в кратких, мощных, горящих строках всю свою Андалузию, идеальную и мифическую. Ею он вскоре напитает свою самую совершенную, самую знаменитую поэму — «Цыганское романсеро».

ПЕСНЬ ОБ АНДАЛУЗИИ

На этой песенной земле,на ее черной наковальне,мы раскаляем докрасна луну.

Год 1928-й стал знаменательным в жизни Федерико. Летом он опубликовал «Цыганское романсеро» — самое успешное его произведение, которое ему самому нравилось больше всего и которое вскоре принесет ему — и надолго — оглушительную славу. Этот поэтический сборник назывался сначала «Primer romancero gitano» и был издан в «Revista de Occidente», которым руководил философ Хосе Ортега-и-Гасет. В интеллектуальных кругах Испании это издательство считалось надежным трамплином и визитной карточкой начинающих дарований. Книга Лорки была исключительно тепло встречена интеллектуалами, да и всеми вообще. Первый тираж в 3500 экземпляров был раскуплен за несколько дней. Наконец-то вот она — слава!

Откуда взялось это название — «романсеро»? Испанское слово «романс» не имеет ничего общего с нашим «романсом» — мелодичной песней любовного содержания. В Испании оно когда-то означало поэму, написанную на «романском» (то есть не-латинском) языке. В те давние времена испанский язык еще только формировался как самостоятельный, отделяясь от латыни (так называемой вульгарной латыни), и заметнее всего этот процесс шел в стихотворных текстах. Окончательное размежевание этих двух языков произошло в «cantare de gesta»; классическим образцом этого жанра стала позднее поэма Сида — «Poema de mio Cid». Самые известные испанские «романсы» XV века воспевают великие события испанской истории и Реконкисту[11] через образы героев — Сида, Бернардо дель Карпио, Инфантов де Лара и знаменитых мавров («Abenamar, Abenamar moro de la moreria», — поется в одном из самых известных романсов). Эти произведения были навеяны эпическими событиями и историями несчастной любви (само собой разумеется) и написаны были обычно восьмисложным стихом с консонансами в каждых двух строках. Первоначально они создавались для пения. Жанр «романса» издавна использовался в испанской поэзии и дожил до наших дней; в XX веке блестящие его образцы были созданы двумя самыми большими поэтами своего времени — Антонио Мачадо и Лоркой. Позднее, на сцене своего театра «Ла Баррака» Лорка будет читать шедевр Мачадо — «La Tierra de Alvargonzalez», а потом, если его попросят, и один из своих «цыганских романсов», столь высоко оцененных всеми.

Продолжая традиции великой испанской литературы, которой он восторгался, Федерико создал эпопею Андалузии, сочетающую в себе повествовательность и лиризм, и назвал ее «Цыганское романсеро». Она состоит из восемнадцати поэм, содержащих в целом более тысячи строк. Рисунок обложки Лорка создал сам: буквы названия тщательно выписаны красной тушью; над ними изображен горшок — знаменитый андалузский «bucaro», из которого тянутся вверх три тонких стебля с тремя подсолнухами — но в виде трех черных солнц, которые создают выразительный образ засухи и скудости. На изображение горшка накладываются очертания карты Испании, испещренной красными точками — как капельками крови. Одним словом, это яркая картина многострадальной Андалузии, да и всей Испании, и она очень далека от расхожего образа красочной «fiesta gitana» для туристов — с обязательной испанской фольклорной «пандерета» (тамбурином). Образы на обложке настраивают читателя на серьезный лад: его приглашают войти в исторический мир Андалузии. И в то же время этот красно-черный рисунок пером несет в себе что-то наивное, почти детское: ведь сам поэт, которому не было еще и тридцати, по-прежнему хранил в себе образы и фантазии своей беспокойной юности.

Федерико вынашивал это произведение в течение пяти лет; он рассказал об этом своем замысле еще весной 1923 года в письме, отправленном из Гренады другу и наставнику Мельчору Фернандесу Альмагро: «Я хотел бы создать произведение высокое и спокойное: я напишу “романсы” с прудами, горами и звездами; это должно быть создание таинственное и чистое, каким бывает цветок: он весь — в своем запахе. Я введу в свою поэзию тени арабских девочек, играющих на деревенских улицах, и в рощах моей лирики хочу уловить слухом идеальные образы старинных народных песен… Я создам произведение народное и совершенно андалузское».

Лорка употребил здесь слово «андалузское», а не «цыганское». Почему же потом он выбрал для своего «Романсеро» это название, которое прилипло к нему самому настолько, что некоторые люди, особенно за границей, будут принимать его за настоящего цыгана, воспевшего свой народ? Если мы внимательно прочтем эти поэмы, мы увидим, что в них живут только цыгане. Поэту Лорке, человеку щедрой души, необходимо было броское название, которое «искупило» бы несправедливость истории по отношению к этому вольному народу: он восхищался им, живя в буржуазной, мещанской Гренаде, — ведь там, на другом берегу реки, в пещерках Сакромонте, жил целый народ, пришедший издалека, со своей музыкой, песнями, нарядами и обычаями. Цыгане в его поэмах являются и живописной декорацией, и главными действующими лицами, и вызывающими сочувствие жертвами, и славными героями.

Федерико-поэт отождествлял себя с этим миром.

Как известно, ему нравилось пририсовывать «египетскую ветвь» к своему генеалогическому древу, но он и просто любит побыть среди них, на этом холме за рекой, который свысока и насмешливо посматривает на мостовые буржуазной Гренады. Здесь столько красивых молодых людей с оливковым цветом лица — Федерико с восторгом представляет, как будет описывать их в своих стихах. Итак, решено: из них он «нанижет четки» прекрасных строк — напишет большую поэму, эпическую и лирическую одновременно, прославляя их красоту, воспевая их великолепие и нищету и главное — зов их горячих тел.