Клара Лучко - Я - счастливый человек Страница 31

Мы приехали в Дом моды, нам принесли платье, и я его надела.

Этого я никогда не забуду. Платье было белое, вечернее, открытое, с глубоким вырезом, затянутое по фигуре. Я впервые в жизни надела такое красивое платье и долго смотрела на себя в зеркале: «Боже мой, неужели это я…» Я стала как бы другим человеком. Абсолютно другим. Я стояла перед зеркалом, а Николай Афанасьевич смеялся:

— Ну чего ты застыла? Нам нужно ехать.

Я с такой неохотой рассталась с этим платьем. В Москве я позвонила жене Крючкова, сказала, что привезла подарок, и порадовалась за нее.

…Помню, в Театре киноактера репетировали пьесу «Дон Иванович». Актриса, игравшая главную роль, уехала на съемки. И срочно понадобилась замена – вот-вот должна быть сдача спектакля и премьера. Выбор пал на меня.

Я волновалась. Это был мой первый выход на сцену. В театре совсем иной принцип репетиции, не такой, как в кино. Для меня было непривычным то, что я сегодня репетирую, завтра, послезавтра… В кино отрепетировали сцену, сняли, отрепетировали другую и опять сняли.

В той пьесе Николай Крючков играл моего отца. Это была комедия положений. В спектакле были заняты Михаил Глузский и Виктор Авдюшко. По ходу пьесы я была влюблена в экскаваторщика, его играл Слава Тихонов. А он на меня не обращал внимания и даже ни о чем не догадывался. В меня же был влюблен милиционер. Он сопровождал меня на стройки, где я, будучи кассиром, выплачивала зарплату.

Есть в спектакле сцена, где я объясняюсь в любви Тихонову. Не впрямую, а так… разными намеками. Думаю, что он меня поймет… А он говорит о другом. От обиды я начинаю плакать. Я плачу, а он не понимает, в чем дело, и утешает меня. Для меня это была самая драматическая сцена, и от того, как я ее сыграю, зависел успех роли.

Наступил день премьеры. Ну, думаю, сегодня эту сцену я должна обязательно сыграть с полной отдачей. Я вхожу в комнату, чтобы поговорить со Славой Тихоновым. И вдруг у меня голос прерывается, слезы текут, а в зале смеются. Я играю дальше, а смех в зале все сильнее.

Сцена уже близится к концу, я чувствую, что сейчас сознание потеряю. У меня даже колени дрожат. Всё – я провалила роль. Почему они смеются? Я плачу, а они смеются?

Наконец дали занавес, в зале зааплодировали. Я стою за сценой и плачу – теперь уже от обиды. Плачу и думаю: ну как же так… Почему они смеялись?

Ко мне подошел Николай Афанасьевич Крючков.

— Ну, мать, поздравляю тебя. Поздравляю тебя с первой премьерой в твоей жизни.

— Николай Афанасьевич, — говорю я в слезах, — какая премьера? Вы слышали, как они смеялись? Я провалилась.

— Ну ты дурная. Ведь это комедия положений, там все подготовлено так, что чем больше ты плачешь, чем искреннее ты играешь, тем это смешнее. Это же комедия, пойми.

Он говорил со мной как отец. Как он подошел, как поздравил, как понял, что означает для меня этот день… День первой премьеры в моей жизни. Начало жизни на сцене.

Я любила Театр киноактера. Я играла в «Варварах» Горького, в «Суровом поле» Калинина, в водевиле «Беда от нежного сердца»… По ходу водевиля у меня спрашивают: «А сколько вам лет?» Я говорю: «Восемнадцать». И вдруг я замолкаю, а про себя думаю: сейчас в зале скажут – ей не восемнадцать, а двадцать два.

Не забуду нашу встречу с Крючковым в Ленинграде. Я снималась на «Ленфильме». Выхожу я после съемок на Кировский проспект, машины нет, а хочется побыстрее добраться до гостиницы. Вдруг из ворот студии выезжает машина, и в ней – Николай Афанасьевич. Он открыл дверцу:

— Клара, ты в гостиницу? Садись, подвезем.

Выруливаем на Невский проспект, и тут я вспоминаю, что у меня нет губной помады. А на Невском, у Литейного, парфюмерный магазин.

— Остановите, пожалуйста, — говорю. — Я куплю помаду.

Быстро открываю дверцу, бегу через дорогу. Купила помаду и, чтобы не задерживать Николая Афанасьевича, бегом обратно.

И вдруг вижу: он стоит у машины совершенно белый, лицо перекошено, что-то кричит. Я ничего не могу разобрать.

Остановилась так же резко, как бежала. А в это время на меня мчался автомобиль. Шофер не ожидал, что я остановлюсь, и резко затормозил. Я рывком в сторону – к нашей машине.

И тут Николай Афанасьевич стал кричать на меня. Как он кричал!.. Я не могла понять, в чем дело.

А оказывается, у него была когда-то жена, известная спортсменка. Они прожили вместе меньше года. И вот так же он ехал на съемку, она была с ним и упросила остановиться. Перебежала через дорогу, чтобы купить… губную помаду. На обратном пути какая-то машина сбила ее. Она умерла у него на руках.

Когда Крючков увидел, что я бегу через дорогу, что на меня мчится автомобиль, он, видимо, настолько ярко вспомнил гибель жены, что готов был… ну, не знаю… готов был меня убить…

Через несколько лет после этого случая я снова встретилась с Крючковым в картине «Гнезда». Главные роли играли он и Лидия Николаевна Смирнова.

По сценарию они были мужем и женой. У них были дети. Потом он от нее ушел к продавщице Нюрке, которая торговала бочковым пивом. Эту роль играла я.

Нюрка родила ему двух ребятишек. Но и с прежней женой он не разводился, и на мне не женился. Понимал все-таки, что ошибся, хотел вернуться в семью.

Помню, снимали сцену, когда Нюрка, то есть я, возвращается домой поздно вечером из ресторана. Пьяненькая, снимает туфли, пробирается тихонько, чтоб его не разбудить. А он не спит. Сидит злой, заросший щетиной.

— Где ты была?

— Какая тебе разница, где я была. Была и была…

Он кричит:

— Вон дети некормленые, а ты где-то шляешься.

— А чего ты распетушился, может, это дети не твои…

Глаза его налились кровью:

— Как?!

И заносит огромный кулачище, чтоб меня ударить. Но какая продавщица пивом будет ждать, пока ее ударят! Я должна развернуться и со всей силой врезать ему.

Вот такая сцена. Доходим мы до кульминации сцены, а я не могу ударить. Замахиваюсь, а ударить не могу.

Режиссер остановил съемку:

— Давайте-ка еще порепетируем.

Репетируем вновь и… Не могу ударить, и всё.

— Николай Афанасьевич, — говорю я. — Извините, но не могу вас ударить.

— Как это ты не можешь… Это же не ты бьешь, а Нюрка. Ну-ка давай…

— Нет, не могу.

— Если ты в этот раз меня не ударишь, так я тебя так ударю!

И с такой злостью и ненавистью занес надо мной кулак, что я совершенно непроизвольно развернулась и влепила ему…

— Ну молодец! — рассмеялся Крючков. — Правда, я не ожидал, что у тебя такая тяжелая рука…

Таких великих актеров, кумиров экрана, как Николай Афанасьевич Крючков, у нас немного. У него не то что популярность была – это слово к Крючкову даже не подходило, — он был всеобщим любимцем. Крючков выходил из кинотеатра – и толпа стонала от восторга. Он привык к тому, что его радостно встречали, что, когда он появлялся на сцене, аплодировал весь зал. Он привык к тому, что о нем пишут в газетах, ему предлагают роль за ролью, одна лучше другой. Его картины зрители смотрели по нескольку раз.