Даниил Галкин - В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора Страница 31

Сменив отца, ушедшего на фронт…

В один из безоблачных дней поздней осени мне вместо привычного письма вручили телеграмму с лаконичным текстом: «Необходимо повидаться. Отец». Уведомив деканат и получив разрешение на короткий отъезд, я к вечеру переступил порог семейного пристанища. Обняв родителей и сестренку, выжидающе уставился на отца. Внешне он выглядел спокойно. Выражение лица мамы красноречиво свидетельствовало о тревожном душевном состоянии. Наконец отец произнес:

– Подошел мой черед, как офицера запаса. Через неделю я должен покинуть вас. Мы с мамой решили, что ты все же должен продолжить учебу. Основная часть моего денежного содержания будет перечисляться сюда. Это пополнит семейный бюджет. Появляется надежда на перелом в войне. Будем надеяться на ее скорое окончание. – Он закончил и теперь испытующе смотрел в ожидании ответа.

Я давно к нему был готов.

– Мое решение однозначно. Маму и сестру одних я не оставлю. Кончится война – продолжу учебу в институте. Оставшиеся предметы по среднему образованию досдам в вечерней школе в Артемовском. Пойду на вагранку. Будем тебя с нетерпением ждать и надеяться на лучшее.

Последняя фраза выражала мою жизненную философию, сложившуюся еще со школьной скамьи. Она была навеяна одной из самых любимых книг нашей домашней библиотеки – «Граф Монте-Кристо» Александра Дюма. Ее завершение – «Вся человеческая мудрость заключается в двух словах – ждать и надеяться» – отражало всю гамму чувств, связанных с вынужденной разлукой с отцом.

Утром я возвратился в Свердловск. В ректорате и вечерней школе с пониманием отнеслись к моему решению временно прервать учебу. Все необходимые выписки были выданы сразу. Я написал прощальную записку собратьям по совместному проживанию в общежитии, собрал нехитрые пожитки и с большим сожалением покинул храм науки. Вечером я вошел в избу. Очередной круг замкнулся в начале пути. Через несколько дней состоялись проводы отца. Он уехал в Свердловск, а далее по назначению. Мы с мамой старались держаться. Только сестренка надрывно просила:

– Не уезжай. Без тебя так плохо! Я буду очень скучать и плакать.

Отец нежно прижимал ее к себе. Скрывая волнение, усилившееся за считаные минуты перед расставанием, успокаивал:

– Скоро, скоро вернусь, и мы снова дуэтом будем распевать любимые песни.

Очень тяжелым был момент, когда отца унес поезд. Нам всем стало так одиноко и тоскливо!

На следующее утро, отведя сестренку в детский сад, я вновь отправился на вагранку. Самым простым вариантом было возвращение к токарному станку. Взвесив все за и против, я пришел к выводу, что повторение пройденного в данном случае не совсем разумно. За относительно короткое время учебы потерян приобретенный навык и ускоренная реакция на динамику процесса, требующего большого зрительного напряжения. При сдельной оплате мой заработок не превысит трудовые доходы молодых учениц, окончивших ремесленное училище.

К тому же с уходом отца в армию мы потеряли и главного кормильца семьи. Нужно было думать о более высокооплачиваемой работе. Это возможно было в управлении или на литейном производстве. Но управленческого опыта у меня нет, и вряд ли там найдется свободная вакансия. Остается вагранка, где самая высокая оплата труда (с учетом вредности) и дотация в виде свежего молока. И я решительно направился внутрь малой домны.

На меня повеяло жарким воздухом с характерными запахами раскаленного металла и химических реагентов. С начальником литейного производства, как и с большинством работников вагранки, я общался еще во время строительства цеха станочного оборудования. Он тогда хотел привлечь меня к параллельной работе по сооружению бытовой пристройки к вагранке. Существующие условия не выдерживали никакой критики. Помыться после работы в горячем помещении было практически невозможно. Но тогда все выделенные на капитальное строительство средства ушли на ускоренное возведение цеха. Я заметил, что за время моего отсутствия визуально ничего не изменилось. Начальник производства встретил меня приветливо. На вопрос, что привело меня сюда, я ответил однозначно:

– Вы, наверное, знаете, что отец призван в армию. Вот я и прервал учебу – пришел вновь трудоустроиться на вагранку.

Получив такое разъяснение, он одобрительно покачал головой и признался, что в связи с поголовным призывом в армию ощущается нехватка работников. Поэтому мой даже единичный приход для него был подарком. Он предложил мне ряд вакансий, которые не требовали специальной подготовки. Свой выбор я остановил на физически тяжелой, но наиболее оплачиваемой работе шихтаря, «кормильца» вагранки, которая прожорливо поглощала чугунный лом вперемешку с определенными дозами других металлов и извести. Это неизменное «блюдо» именовалось шихтой, а его «кулинары-изготовители» – шихтарями.

После повторной процедуры оформления я начал осваивать новую трудовую профессию. Был проведен инструктаж по технике безопасности с письменным подтверждением, что каждая его позиция, во избежание травм, будет строго соблюдена. Мне выдали защитный комбинезон с головным убором, обувь и черные защитные очки. С первого дня выхода на работу меня зачислили на получение дополнительных продуктов, в связи с вредностью горячего производства. Бригада шихтарей состояла из четырех человек. С учетом непрерывности технологического процесса, три бригады по скользящему графику сменяли друг друга. Внутри каждой бригады также существовал принцип сменяемости. В один день два шихтаря на верхней площадке забрасывали, через воронку с задвижкой, шихту в расплав. Оставшиеся двое внизу, на уровне земли, загружали в бадью дозированную взвесь и по принципу колодезного коловорота подавали ее наверх. На следующий день менялись местами.

Такая взаимозаменяемость была необходима. Наверху, при открывании створки для забрасывания шихты, как из огнедышащего вулкана, вырывалось пламя вперемешку с тяжелыми газами различных реагентов. Чтобы не получить ожог, приходилось длинным шестом, по наклонному желобу, проталкивать шихту в круглую полость вертикального ствола доживающей свой век старой, архаичной вагранки. Здесь требовалась не только физическая сила, но и большая ловкость. К концу рабочего дня от силы и ловкости ничего не оставалось. Все находились в состоянии выжатого лимона. Кстати, лимоны в те голодные военные времена, как источники необходимых витаминов, ценились буквально на вес золота.

К счастью, глубокий, без сновидений, сон быстро восстанавливал силы. Постоянная физическая нагрузка, как в свое время на лесосеке, постепенно укрепляла мышцы. Через неделю бригада переходила в ночную, самую тяжелую, смену. Даже ее оплата шла с повышенным коэффициентом. Мама провожала меня до калитки, и я в полном одиночестве и мраке шел по знакомой дороге к огнедышащей вагранке. Стремительно надвигались холода поздней осени. Их неласковые прикосновения особенно сильно ощущались в ночное время. Поэтому горячие выбросы вагранки в условиях холодного сезона создавали определенный тепловой комфорт в рабочей зоне.