Слушая животных. История ветеринара, который продал Астон Мартин, чтобы спасать жизни - Ноэль Фицпатрик Страница 32

На вешалке бесполезно висела мотоциклетная одежда, на которую я потратился. Как-то среди ночи я проснулся и увидел, что на моей куртке сидит наглая крыса и беззастенчиво грызет мое же печенье. Я вскочил и принялся гоняться за ней по крохотной комнатке, распахнув дверь, чтобы она выскочила, но все без толку. Тогда я натянул мотоциклетные перчатки и поймал ее за хвост. Крыса вырвалась, оставив хвост у меня в руках, и заметалась по комнате, обрызгав кровью все вокруг. В конце концов я ее поймал и выбросил. Чувствовал я себя отвратительно. но что было делать? Крыса ела мои продукты и испачкала кровью всю комнату. Слава богу, что перчатки спасли меня от укусов. Жаль, что их на мне не было, когда я впервые пытался подпилить лошади зуб: протестующее животное чуть не откусило мне руку.

Я хотел больше узнать о лошадях, чтобы всему научиться. Ирландец я или нет, черт возьми! Подразумевается, что я должен был все об этом знать, ведь всем известно, что в Ирландии лучшие в мире конезаводы. И вот, наконец, у нас началась практика. Однажды я наблюдал за осмотром лошади и спросил, где можно поставить низкую четырехточечную блокаду нерва на передней ноге лошади. Ответ должен был прозвучать примерно так: между глубоким сгибателем пальцев и межкостным сухожилием на половине длины берцовой кости и ниже латеральной и медиальной поверхностей малоберцовой кости. Лектор, давно отошедший от ветеринарной практики и, как мне кажется, уверенно шагающий к завершению своей карьеры, лишь указал носком ботинка на нижнюю часть ноги лошади и сообщил, что нужно «ввести анестетик» вон туда, и тогда все получится отлично. Сам он предусмотрительно отошел в сторону, оставив меня и парня, который держал лошадь, наедине с этой непростой задачей.

Шел третий год моего обучения, а практики все еще было немного. Я так и не имел дела ни с кошками, ни с собаками — это предусматривалось лишь на четвертом курсе. И тогда я начал при любой возможности бывать в клинике для животных на Чарлмонт-стрит. Тамошний ветеринар Джон Харди познакомил меня с практической ветеринарией мелких домашних животных. Тогда я еще не знал точно, какая сфера ветеринарии привлекает меня больше всего, но был уверен в одном: я пока еще слишком мало знаю и мне предстоит долгий путь. Это стало очевидно, когда я воспользовался артериальным зажимом, чтобы вытащить из уха собаки попавшее туда семечко, и Джон обрушил на меня поток вполне заслуженных оскорблений. Он недвусмысленно дал понять, что я должен проявлять больше уважения к хирургическим инструментам и использовать их по назначению.

Может показаться, что это поучительная история и мудрый совет, поскольку инструменты — это дело важное. Но я и сегодня использую все имеющиеся инструменты для самых разных задач, из-за чего интерны и другие врачи постоянно напоминают мне, что это не по правилам. Работать по правилам мне сложно, потому что я вечно думаю о том, о чем еще не написано ни в одном учебнике. Чем больше я узнаю, тем сильнее стремлюсь вырваться за границы общепринятого, стараясь быть более дальновидным.

Я дождаться не мог окончания третьего курса, потому что твердо решил на лето снова вернуться в Америку. Мне хотелось заработать там денег, чтобы снять в Дублине жилье получше и завершить учебу в нормальных условиях. Подав заявление на студенческую рабочую визу, я вернулся в Филадельфию и впервые решил найти настоящую оплачиваемую работу.

Временно я остановился у Дона и подумывал поехать в Кейп-Мей в Нью-Джерси, чтобы поискать работу там. Помню, как нещадно палило солнце, припекая мою белую ирландскую голову, когда я, все еще преисполненный благоговейного трепета и почтения, в белой рубашке с галстуком бродил от ресторана к закусочной, интересуясь вакансиями. Я встречал геев, гетеросексуалов, белых, красных, желтых, коричневых и черных людей, с ирокезами, с пирсингом, с татуировками по всему телу — представителей рода людского со всех концов света. Я был ошеломлен этим разнообразием. Но все кухни, на которых я побывал, были одинаково грязными. Естественно. я понимал, что начинать придется с мытья посуды и уборки со столов, как всем. Это меня устраивало, но деньги нужно было зарабатывать быстро, а в курортном городке я тратил больше, чем зарабатывал.

Дон предложил поискать работу в отеле рядом с его домом, в Вэлли-Фордж. По дороге туда я прошел мимо симпатичного парня, который только что вышел из красного «Корвета», Его костюм показался мне костюмом официанта, и я спросил, не работает ли он здесь и не может ли показать мне офис менеджера банкетного зала. «Парень, это мое заведение!» — ответил он. делая широкий жест рукой. Оказалось, что это действительно так. Он был главным в коктейльном баре. Что он не мог сделать, он выдумывал; что не мог заработать, получал в виде чаевых; развлечения, которые были ему недоступны, и не стоили того; с какой девушкой он не мог познакомиться — ну, таких еще не встречалось. Мэтт был настоящим американским героем и отлично это знал.

Я прошел в офис и пообщался с банкетным менеджером Нанетт Хазз. Мы разговаривали около трех минут, но я никогда не забуду ни ее имени, ни ее красоты. Я получил работу — аллилуйя! — и карточку на вход и выход. Я понял, что могу работать хоть день и ночь, но реальные деньги делаются на чаевых, потому что зарплата составляла всего несколько долларов в час. Все дело было в качественном обслуживании, за которое полагались чаевые. Мое ирландское происхождение не было помехой. Я быстро учился, да и британское произношение оказалось очень кстати. За три месяца я заработал больше, чем мог мечтать. Вообще-то, это было не так уж и много, но в то время эта сумма казалась мне целым состоянием. Я откладывал каждый пенс, чтобы окончить ветеринарную школу.

Единственным, кто знал, что я работал на нескольких разных работах, был шеф-повар. Но это казалось ему занятным, и мы отлично ладили. Поблизости находилась концертная площадка. Как-то утром приехал целый автобус довольно голодных и требовательных музыкантов. Было около полудня, и завтрак давно остыл. Музыканты же страстно желали завтракать и мечтали о сосисках. Отказа они не принимали, поэтому шеф-повар, который навсегда останется безымянным, вытащил из ведра все сосиски, оставшиеся от завтрака, помыл их, разогрел и с улыбкой вручил мне блюдо. Музыканты получили сосиски, а я, естественно, свои чаевые. Судя по всему, тот шеф-повар относился к