Нелли Гореславская - Татьяна Доронина. Еще раз про любовь Страница 32

Что касается быта, то «…разве есть легкие в быту люди? — спрашивает Химичев. — Я, по крайней мере, таких не знаю. Актеры — вообще особая порода: все мы очень суеверны. Татьяна, например, никогда не забывала помолиться перед спектаклем, а, выходя на сцену, троекратно поплевать… И если, не дай бог, сценарий или пьеса на пол упадут — она непременно плюхнется сверху, сколько бы людей вокруг ни стояло».

Жили они в квартире Дорониной. Уютный теплый дом, обставленный добротной старинной мебелью. В нем все отвечало вкусам хозяйки, которая любит антиквариат, уют и порядок. Домработницы никогда не было — с бытом супруги «боролись» вместе: Химичев ходил по магазинам, готовил — он это любил, и у него «это лучше получалось», Татьяна Васильевна наводила порядок и чистоту, так как пыль, тем более грязь она не выносит. В театре играли вместе в трех спектаклях и, естественно, по утрам за завтраком обсуждали новую постановку. По пути в театр в машине могли говорить о ролях, которые ему или ей предлагали в кино. Конечно, далеко не всегда их взаимоотношения были идиллическими.

«Ссорились мы часто, и даже трудно понять по какому поводу, — откровенно рассказывал Химичев. — Быстро выяснилось, что мы — люди норовистые, достаточно конфликтные и очень вспыльчивые, так что скандалы в нашей семье, увы, были не редкостью. Внешний повод мог быть самым мизерным. Я, например, часто реагирую на интонацию — повелительную по отношению к себе не допускаю. Когда командуют: «Подай! Принеси!» — взрываюсь. А дальше уже идет по нарастающей — в момент выяснения отношений всякие мелкие предметы то и дело летали по квартире. Однажды сервиз на шесть персон грохнули. Единственное, чем Татьяна не могла в меня запустить, — это книга. А меня художественная литература не останавливала — я мог. Когда мы оба были на взводе, Татьяна мне ни в чем не уступала, притом гораздо чаще попадала в цель. Из таких ситуаций выход был один — хлопнуть дверью и уйти, благо было куда: чуть что — я скрывался в своем однокомнатном прибежище…

Нас мирила профессия: мы нуждались друг в друге на сцене, и лучшим местом для перемирия был опять же театр. Сегодня поссоримся, а завтра спектакль вместе играем. Выходим на поклоны, Татьяна шепчет: «Мама приезжала, еду привезла. Сумки тяжелые. Отвезешь после работы домой?» Конечно, отвожу. Приехали — ужинаем, разговариваем… Глядишь — ночь за окном. Татьяна говорит: «Куда тебе в три часа ночи ехать? Оставайся…» И еще живем в мире-дружбе какое-то время…

Когда мужчина уходит из дома, это уже подразумевает, что он в известной мере считает себя свободным от моральных обязательств… «По-мужски» отомстить женщине — ситуация в жизни очень распространенная, и я тут не исключение… Мне вот Татьяна повода для ревности не давала, да и трудно было бы ей флиртовать — она слишком знаменита, всегда на глазах, и Москва очень маленькая…»

Не смог Химичев простить ей одно: когда они поженились, к нему приехал отец, поселился в его однокомнатной квартире и десять дней ждал, когда невестка сможет с ним познакомиться. Но у Дорониной, как он с обидой рассказывает во многих интервью, времени не нашлось — то болела голова, то была очень занята, то еще что-то. Так и не познакомились. Тем обиднее было, что ее-то родителями ему приходилось заниматься немало: ведь это он помогал перевозить их из Питера в Москву, и в Москве тоже не оставлял без внимания. И она его заботу воспринимала как должное: родители старенькие, им нужно помогать…

Была и другая, не менее важная причина, которая, как он считает, очень повлияла на их отношения: Борис очень хотел от нее ребенка. Но Доронина — Актриса с большой буквы, служению ремеслу подчинена вся ее жизнь, что, естественно, имеет и свою драматическую сторону. Она всякий раз избавлялась от возможности родить, поскольку беременность и роды не совмещались с ее творческими планами. Теперь очень жалеет об этом.

«Все это копилось, копилось… И вдруг однажды мы оба поняли: все, надо разбегаться… — признавался Борис Химичев в одном из интервью. — Прожив в браке пять лет, мы официально расторгли свои отношения — по взаимному согласию и, как говорится, без имущественных претензий друг к другу. А после продолжали временами жить вместе — не смогли сразу до конца разорвать множество «ниточек», которые нас связывали».

И все же… «Несмотря ни на что, я ни о чем не жалею и считаю время, прожитое с ней, замечательным — судьба на целое десятилетие подарила мне общение с неординарным человеком, умной и талантливой женщиной…»

Борис Химичев: «Несмотря ни на что, я ни о чем не жалею и считаю время, прожитое с ней, замечательным — судьба на целое десятилетие подарила мне общение с неординарным человеком, умной и талантливой женщиной…».

«Три тополя…» на фоне МХАТа

В кино Татьяна Доронина сыграла совсем немного ролей — менее двадцати. Но ни одна не была проходной: Грушенька в «Очарованном страннике», Надя в «Старшей сестре», Шура в «Мачехе», Ольга Сергеевна в одноименном телефильме…

Но поистине культовым стал фильм «Три тополя на Плющихе». Недавно на одном из сайтов, посвященных кино, пришлось увидеть строки, написанные, видимо, современной девушкой из поколения «пепси»: «Посмотрела фильм, ужасно не понравилась главная героиня, похожая на дуру. Но почему-то теперь пересматриваю его снова и снова и не могу оторваться…»

Она не понимает, что ее «зацепило» настоящее чувство, нежное, светлое и лиричное, уже почти незнакомое или малознакомое им, юношам и девушкам 2000-х годов, для которых любовь слишком часто сводится только к сексу. А так показать это чувство, как сделали Доронина и Ефремов, в современном кино сумели немногие. Может быть, никто. Критики нередко сравнивали «Три тополя» с «Мужчиной и женщиной», считая, что Ефремов и Доронина показали историю любви куда поэтичнее, чем Трентиньян и Анук Эме, а Татьяна Лиознова, режиссер фильма, сумела сделать дождливую Москву едва ли не лучшим фоном для любовной истории, чем зимний пляж Лазурного побережья. Крестьянка и таксист демонстрируют какую-то сказочную степень светлой взаимной тоски. Доронина с ее особенной манерой разговора здесь выглядит особенно органично, а Ефремов своей молчаливой игрой составляет ей идеальную пару.

«Советский народ заворожил сюжет о двух разминувшихся людях. Он лет на 20 опередил свое время, всех Кесьлевских и Тыкверов, рассказав о том, что самое главное случается, когда не случается. И попал в самую точку, подойдя к людям так близко, что все остальное — общество, история, время — как бы исчезло». Это уже мнение критиков настоящего времени.