Адам Чарторижский - Мемуары Страница 32

При дворе не было собраний. Великий князь Павел возвратился в Гатчину, императрица не появлялась, оставаясь в своих аппартаментах, и все ожидали, что в результате этого уединения будет принято какое-нибудь решение, которое заставит шведского короля раскаяться в своем упрямстве. Ничего подобного не случилось, и побежденной оказалась сама императрица.

Был ноябрь, погода стояла туманная и холодная, вполне соответствующая тому виду, какой приняли двор и Зимний дворец после недавно оживлявших его празднеств.

Великий князь Александр продолжал совершать свои прогулки по набережной. Как-то раз, в ноябре, он встретил моего брата. Прогуливаясь, они остановились у дверей нашей квартиры. Я только что спустился вниз, и мы все трое разговаривали, как вдруг явился придворный курьер, искавший великого князя, и сказал, что граф Салтыков зовет его как можно скорее. Великий князь тотчас же последовал за ним, не будучи в состоянии отгадать, почему его вызвали так спешно. Скоро стало известно, что с императрицей случился апоплексический удар. У нее давно уже сильно опухали ноги, но она не исполняла ни одного из предписаний врачей, которым она не верила. Она употребляла народные средства, которые ей хвалили ее служанки. Перенесенное ею унижение перед шведским королем было слишком чувствительным ударом для такой гордой женщины, как она. Можно сказать, что Густав IV сократил ее жизнь на несколько лет. В этот день она встала по виду здоровой, пошла в уборную и оставалась там одна дольше, чем обыкновенно. Дежурный камердинер, видя, что она не возвращается, подошел к двери, тихонько приотворил ее и с ужасом увидел императрицу, лежавшую без чувств. При приближении своего верного Захара, она открыла глаза, поднесла руку к сердцу, с выражением страшной боли, и закрыла их снова, уже навеки. Это был единственный и последний признак жизни и сознания, проявившийся в ней. Примчались врачи, в продолжение трех дней употреблялись все средства, какие только были в распоряжении медицины, но все было бесполезно.

На следующий день известие о смертельной болезни императрицы распространилось по городу.

Те, кто имел доступ ко двору, отправлялись туда, побуждаемые ужасом, страхом, взволнованные догадками о том, что будет. Город и двор были в смятении и тревоге. Большая часть присутствующих выражала искреннюю печаль. Было много и таких, бледные и взволнованные лица которых выдавали страх перед потерею преимуществ, которыми они пользовались и, может быть, перед необходимостью дать отчет в своих поступках. Мы с братом вместе с прочими были свидетелями этой картины сожалений и панического страха. Князь Платон, с взъерошенными волосами, полный ужаса, привлекал к себе взоры всех. Он мог испытывать только отчаяние, как и все те, чью карьеру он устроил. Он то жег бумаги, могущие его скомпрометировать, то являлся узнавать, не подают ли надежды употребленные средства.

При дворе был полный беспорядок, этикет больше не соблюдался. Мы проникли до той самой комнаты, в которой на полу, на матрацах, лежала императрица, со слабыми признаками жизни; ее грудь хрипела, как останавливающаяся машина.

Когда Зубов получил от врачей ответ, что нет больше ни надежды, ни возможности вернуть ее к жизни, то, уничтожив раньше кучу бумаг, он отправил графа Николая, своего брата, гонцом в Гатчину, к императору Павлу, чтобы уведомить его о положении, в котором находилась императрица, его мать. Хотя Павла давно уже занимала мысль о тех счастливых переменах, какие повлечет за собой то событие, о котором его теперь уведомили, все же он был поражен и приехал в Петербург сильно взволнованный, не зная, что его ожидает, предполагая, что его мать еще может выздороветь.

Пока Екатерина проявляла еще признаки жизни, хотя и находилась уже в полном беспамятстве, Павел не пользовался властью, уже принадлежавшей ему, не показывался и сидел то близ умирающей, то в своих аппартаментах. Он являлся к телу, почти уже бездыханному, со всем своим семейством и повторял этот печальный визит по два раза в день.

Глава VI

1796–1798 гг. Восшествие на престол Павла I

Приезд Станислава-Августа. 1797 г. Коронация. Отношения с великим князем. Новосильцев и граф Строганов принимают участие в этих отношениях. Наш отъезд в отпуск к родителям. Возвращение в Петербург. Смерть Станислава-Августа. 1798 г. Путешествие в Казань. Полная перемена при дворе. Опала. Время страха и неуверенности. Брак великой княгини Александры. Мой брат уезжает из Петербурга. Меня отсылают к сардинскому королю

Никогда еще по сигналу свистка не бывало такой быстрой смены всех декораций, как это произошло при восшествии на престол Павла I. Все изменилось быстрее, чем в один день: костюмы, прически, наружность, манеры, занятия. Воротники и галстухи носили до тех пор довольно пышные, так что они, может быть, чересчур уже закрывали нижнюю часть лица; теперь их моментально уменьшили и укоротили, обнажив тонкие шеи и выдающиеся вперед челюсти, которых не было видно прежде. Перед тем в моде была элегантная прическа на французский лад: волосы завивались и закалывались сзади низко опущенными. Теперь их стали зачесывать прямо и гладко, с двумя туго завитыми локонами над ушами, на прусский манер, с завязанным назад у самого корня пучком волос; все это было обильно напомажено, напудрено и напоминало наштукатуренную стену. До сих пор щеголи старались придать более изящный вид своим мундирам и охотно носили их расстегнутыми. Теперь же с неумолимой строгостью вводилось платье прусского покроя, времен старого Фридриха, которое носила гатчинская армия. Парад сделался главным занятием каждого дня, и на этих парадах разыгрывались самые важные события, под влиянием которых император на всю остальную часть дня становился довольным, или раздраженным, снисходительным и расточавшим милости, или строгим и даже ужасным.

Вскоре гатчинская миниатюрная армия торжественно вступила в Петербург. Она должна была служить образцом для гвардейцев и всей русской армии. То был день волнений и беспокойств для обоих великих князей. Они получили приказ стать во главе этого войска и вести его в столицу. Предстояло явиться перед публикой, плохо расположенной к этому войску и, — что было еще труднее, — угодить императору. Все обошлось благополучно. Гатчинцы, предмет особенной любви императора, выстроились в боевом порядке на большой площади перед Зимним дворцом, среди боязливо настроенной толпы народа, изумленной новым зрелищем и видом солдат, совершенно отличавшихся от тех, которых все привыкли видеть. Войска хорошо продефилировали перед императором, который выразил сыновьям удовольствие по поводу удачного выполнения этого первого публичного акта его царствования. Они были вне себя от радости. Вновь прибывшие военные были вначале размещены по домам петербургских жителей, которые постарались хорошо принять их. На улицах можно было встретить гренадер в остроконечных касках прусского образца, мертвецки пьяных, падавших в канавы, так как их хозяева не пожалели для них вина.