Зорге, которого мы не знали - Ганс Гельмут Кирст Страница 33

— Никудышный сотрудник, господин посол.

— Вы предубежденно к нему относитесь, доктор.

— Он позволяет себе опасные вещи.

— Оценку их, пожалуйста, оставьте мне, — отреагировал с достоинством посол и, наклонившись над шахматной доской, дал понять, что считает разговор оконченным.

— В противоположность Бранцу, — не унимался Зорге, — я не утверждаю ничего, что не могу доказать.

Посол медленно выпрямился и полюбопытствовал:

— Что это значит?

— На черном рынке, где идет торговля секретными документами, недавно появились кое-какие бумаги, за которые отвечает Бранц.

— Это невозможно, Зорге! — Посол был потрясен. — Этого не может быть, доктор.

— И тем не менее это так.

Посол долгое время молчал. Ему было ясно, что сказанное Зорге — не шутка. К тому же он знал по опыту, что журналист мог получить такие сведения: у него были сотни источников, он совал повсюду свой нос. Недаром Зорге считался самым информированным иностранным корреспондентом в Токио. Он был человеком с большими связями. И как поступить ему, послу, если утверждение Зорге не лишено оснований?

— Можете ли вы это доказать, доктор?

— Да, — не задумываясь ответил Рихард.

— Тогда выкладывайте факты, — скрепя сердце потребовал Отт.

— При одном условии.

— И каком же?

— Я представлю вам доказательства, а точнее — документы. Но не назову вам источник.

— Согласен, — сказал посол.

— Кроме того, я попрошу вас не говорить никому в посольстве, от кого вы получили бумаги, чтобы не ставить моих доверенных лиц в трудное положение. И сделал я это не из-за Бранца, точнее, не только из-за него. Честно говоря, в первую очередь из-за вас, господин посол. Я купил документы, чтобы избавить вас от возможных осложнений. Поверьте мне.

— Я верю вам, доктор, — ответил посол.

Зорге знал, что Отт сказал то, что думал. В течение нескольких лет он снабжал посла различными сведениями и документами, нередко из добрых побуждений, чтобы помочь другу альтруистически. И посол привык к этому, воспринимая как нечто само собой разумеющееся и как проявление истинной дружбы.

Зорге достал из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенные листы бумаги.

— Собственно, ничего особенного, — равнодушно произнес он. — Но тем не менее документ из немецкого посольства. — И добавил: — Кто знает, что еще попало на черный рынок от ваших сотрудников.

И бросил бумаги на шахматную доску. Несколько фигур свалились на пол, в том числе и черный король посла.

Между шпионами и предателями — большая разница, но иногда они представлены в одном лице.

Действия шпиона направлены обычно против вражеской страны в пользу собственной родины. В Японии Зорге работал на Советский Союз, который называл своим отечеством.

Предатель же работает в собственной стране на чужую державу. Немецкий гражданин Зорге использовал материалы немецкого посольства и посылал информацию в Москву. Тем самым он тоже стал предателем.

Но в такое время, как наше, понятия сдвигаются, смешиваются. Были, например, восточные немцы, считавшие Западную Германию своей родиной, и наоборот.

Встречаются люди, для которых шпионаж — такая же профессия, как и любая другая. Они работают на того, кто им платит. В последнем столетии крупнейшими поставщиками продажных агентов были Балканские государства.

И среди военных в разных странах имеется немало лиц, готовых продать за хорошие деньги свои специальные знания. Но и здесь границы между грязной сделкой и патриотизмом не всегда отчетливо видны. Так, во время Второй мировой войны бывший польский офицер генерального штаба возглавлял французскую агентурную сеть.

В ту же войну бывший литовский генерал, эмигрировавший во Францию, работал за деньги на англичан. Ему, однако, не повезло: под личиной британского разведчика выступал немецкий агент, который раскрыл шпионскую организацию, действовавшую против немцев.

Нынешний шпион действует среди врагов. Но шпион завтрашнего дня будет исходить из мировых ценностей, а не узколобого патриотизма.

Рихарда Зорге нередко называют первым шпионом будущего. Он ненавидел Германию, поскольку не мог ее любить, и избрал Советский Союз как объект своей любви.

В двери дома стояла Эдит Вукелич и спокойно смотрела на появившегося Рихарда Зорге. Она кивнула, когда он к ней приблизился, хотя, видимо, и ждала его уже долгое время.

— Зайди сначала ко мне, прежде чем пойдешь к Бруно, — сказала она. — Мне надо с тобой поговорить.

Зорге кивнул и молча последовал за ней. Он посмотрел на ее располневшую фигуру и подумал: «Вот и Эдит стала стареть, а ведь еще пять лет назад танцевала как девушка. Сейчас же идет, будто несет груз на плечах».

Войдя в комнату, Эдит жестом пригласила Зорге присесть. Сама же плюхнулась на широкую софу, которая на ночь легко превращалась в удобную кровать, как он еще помнил по прежним временам.

— Если я тебя правильно понимаю, Эдит, — начал Зорге без предисловия, — тебе все надоело до чертиков.

— И безоговорочно, — ответила она.

Зорге нисколько не удивился, ибо предвидел, что это рано или поздно случится. Такие люди не выдерживают нагрузки длительное время, а ведь Бранко поступил в его распоряжение еще в Москве, приехав из Парижа. Вукелич был неплохим корреспондентом французских газет и ловким салонным львом балканского типа в франко-англо-американских кругах Токио. К тому же он замечательно фотографировал, имея отлично оборудованную лабораторию. В Японию Бранко притащил и Эдит.

Эдит была агентом Коминтерна, надежным во всех отношениях, но второстепенным агентом, а затем стала женой Бранко Вукелича. Москва с большой неохотой дала согласие на это, предвидя их неминуемый разрыв в недалеком будущем: Вукелич с напомаженными волосами и хорошо выглаженными брюками, от которого всегда пахло дорогим одеколоном, был женским угодником. Сейчас оба висели на шее Зорге.

— Ты окончательно решила? — спросил Зорге. Она посмотрела на него с удивлением, и он добавил: — Я должен знать это точно, поскольку те меры, которые я приму, будут