Мария Арбатова - Испытание смертью или Железный филателист Страница 33

Когда толстый, угрюмый, шаркающий ботинками дядька принес местный ликер и сигареты, Отто спросил:

— Скажите, работает ли тут по-прежнему такой веселый парень, кажется, Антонио?

— А вы его знали? — удивился дядька.

— Примерно как вас.

— Этот придурок уехал из Камерино.

— А встретил ли он свою любимую русскую артистку? — спросил Отто.

— О, вы и про это знаете, синьор? — вытаращил глаза дядька. — Антонио — сумасшедший, у них весь корень такой! Его дядька внезапно умер от разрыва сердца. Вот так сидел в своей обувной мастерской и умер прямо с молотком в руках, спаси его душу, Мадонна! И этот безмозглый Антонио за два дня продал обувную мастерскую за бесценок и уехал в город, как будто его там кто-то ждет! А ведь мог стать моим зятем…

Дядька грустно покачал головой и, шаркая ботинками, пошел к соседнему столику, за который его громко звали.

Отто искренне пожалел, что вместо веселого парня встретил его несостоявшегося тестя. Но подумал, что Антонио, который столько раз посмотрел и выучил наизусть дурацкий фильм «Из России с любовью», все равно не усидел бы в скучном крохотном Камерино.

Потом Отто заглянул в церковь, снова пофотографировал ее рассыпающиеся стены и, надышавшись чистым альпийским воздухом, отправился в гостиницу. Однако спать не хотелось, и рука потянулась в желтый портфель за книжкой, купленной в букинистическом перед отъездом.

Книжка была именно о том, от чего он собрался отдохнуть, но что не собиралось отпускать его. Так, якобы случайно, трогают языком больной зуб, содрогаясь от боли, как от удара током. Книжка, конечно же, была о великом воине Чаке.

О том, как его мать страдала от равнодушия знатного мужа; как отец выгнал их с матерью за то, что, когда юный Чака пас скот, собака загрызла овцу; как их приютили в родном краале Нанди, но старшие мальчики издевались над Чакой; как он научился защищаться; как в тринадцать лет убил черную мамбу, в укусе которой хватало яду на целый полк; как во время инициации получил специальный передник-умутшу и с ненавистью швырнул его в лицо отцу; как постепенно выбивался в лидеры.

Книга была написана на основе исторических фактов, но в манере африканских сказаний, и Отто плохо понимал, где правда, а где лирические образы.

Там было написано, что в 1802 году начался голод, и мать Чаки с детьми приняла деревня его тетки. Для Чаки сделали несколько охотничьих ассегаев и щит из черной коровьей шкуры. После этого он начал изнурять себя тренировками в метании копья и ассегая и стал победителем в пастушьей игре уку гваза инсема. Играющие юноши выстраивались вдоль крутого склона, и кто-то сталкивал сверху круглый клубень величиной с футбольный мяч. Пока клубень катился, юноши метали в него заостренные палки, чтобы потом от руки победителя уку гваза инсема на охоте не успевал убежать ни один зверь. Позже Чака стал первым и в палочных, и в групповых боях. Он сколотил и натренировал группу, позволившую постепенно подчинить себе остальных пастухов. В девятнадцать с помощью двух метательных копий и тяжелой палицы победил леопарда. К двадцати одному году воин Чака достиг роста метр девяносто, был невероятно умен, силен, красив и властен. Вместо традиционных боевых приемов предложил воевать метательным копьем, максимально сократив дистанцию с противником, и отказался от обуви, максимально облегчив передвижение.

Отражая щитом удары метательных копий, он научился цеплять щитом щит противника, отводить его и протыкать человека насквозь с боевым кличем «Нгадла!», означавшим «Я поел!». И переводящимся не то «Я силен и непобедим», не то «Я сыт твоей смертью». Но копье было слишком легким и часто ломалось, а метание ассегая во врага казалось Чаке добровольным разоружением. Он решил модернизировать оружие, создав нечто среднее между копьем и ассегаем, и нашел для этого лучшего кузнеца. Кузнецов боялись потому, что для закалки клинков они использовали человеческий жир, и когда в деревне пропадали люди, в первую очередь подозревали кузнецов. Для изготовления ассегая для Чаки кузнец содрал шкуру с четырех баранов живьем, оставив ее только на голове и ниже колен. Посадил их в загон, ожидая, кто из них умрет последним. Шкуру последнего, самого сильного барана пустили в работу, ибо она обладала самой большой жизненной силой и предназначалась для запасных мехов. Для этой плавки сделали новую печь, загрузили ее железной рудой, древесным углем и оплодотворили воздухом.

Отверстие в основании печи, предназначенное для входа воздуха и выхода железа, напоминало женский половой орган, расширенный, как при деторождении. Глиняное сопло, которое вводилось в него, лепили в форме фаллоса. Кузнец шептал заклинания и сыпал в печь порошок из толченых раковин устриц и мидий, улучшающий качество железа. Но когда процесс плавки подошел к концу, раздался вой и страшный хохот. Возле печки появился колдун. Это был высокий, сильный мужчина с тяжелым копьем и полированной палицей в руках. Плечи его покрывала накидка из шкур, от пояса до колен свешивались полоски меха, а лицо почти целиком скрывали хвосты животных. Подмастерья кузнеца от страха натянули на головы козьи шкуры, дрожал и сам кузнец. Чака не выдал своего волнения и с достоинством ответил на вопросы колдуна.

Позже он узнал, что колдун принадлежал к ужасному братству инсвелабойя. Инсвелабойя и были торговцами человеческими органами, из которых изготовляли «сильнодействующие снадобья». Вместе с инсвелабойя на людей охотились прирученные ими гиены. Уходя, колдун сказал, что видит в чужаке будущего великого вождя и поможет колдовством в изготовлении оружия, благодаря которому Чака подчинит себе половину Африки. Работа продолжалась, пока Чака не одобрил форму и вес клинка, и тогда кузнец приступил к самой ответственной части изготовления оружия. Он достал из специального горшка человеческие сердце, печень, жир и начал произносить заклинания…

Отто затошнило, он с отвращением захлопнул книгу, не дочитав, что впоследствии Чака стал еретиком и открыто высмеивал подобные суеверия современников. А победоносный ассегай назвал словом икʼва, которое подражало звуку, производимому клинком, когда его вытаскивают из глубокой раны.

Глава четырнадцатая

ПОДАРЕННЫЙ АССЕГАЙ

Отто зашел к Тиане буквально на чашку чая. Они не виделись после поездки к колдуну. Тогда, привезя Тиану домой, он практически донес ее до спальни на руках.

Она рухнула в постель и свернулась калачиком прямо в том розовом с белой отделкой платье, в котором лежала на грязном полу хижины у ног старика.