Скиталец - Повести и рассказы. Воспоминания Страница 33

Быков и еще трое надзирателей вытянулись в струнку и оцепили его, держась на почтительном расстоянии.

Но в сравнении с ним их гарнизонные фигуры казались плачевно-жалкими и не имели в себе ничего устрашающего. У Быкова на штыке добродушно звякали забытые ключи.

Через минуту со двора пересыльной тюрьмы вышел начальник, осанистый пожилой человек в белом кителе и картузе с кокардой. Он шел, не торопясь, к воротам, и перед ним вытягивались часовые, снимали шапки арестанты, только человек в красной рубашке и папахе продолжал ходить и едва посмотрел на него.

Начальник подошел к могучему человеку и начал что-то ему говорить тихо и вразумительно. Собеседник остановился перед ним, но не дослушал его и внезапно вскипел.

— В се-ре-ду-у? — заорал он на весь двор, размахивая руками. — Это чтобы я святую троицу в остроге сидел? Ни за что! Н-нынче хочу! Терпеть не могу я здесь! Уж лучше вы меня в больницу отправьте, а то я у вас тут все переломаю, перебью и сам изрежусь и изобьюсь! Желаю нынче, сегодня, сичас — и больше никаких!

Начальник опять что-то сказал ему, отрицательно качая головой, и проследовал в калитку полукруглых ворот, а вслед ему загремел яростный, могучий голос:

— Так вы этак-то? Обманом заманили меня сюды, да и не пускаете? В тюрьму посадить хотите? Да рази это мыслимо, чтобы вольного человека лишить свободы? А? Накося, что выдумали! Ну, не на того напали! Меня везде по всей Рассее знают! Меня сам великий князь знает, и прокурор святейшего правительствующего синода знает! Только попробуйте посадить! Я в московской тюрьме из окна решетку выломил, и у вас выломлю! Я в Петербурге дворцовую стражу всю разогнал, а не токмо, что вас! И мне за это ничего не было, только патрет с меня сняли да еще денег на дорогу дали! Вы со мной не шутите! Отпирайте, штоль!..

Он подошел к воротам, ударил в них наотмашь огромным кулачищем и загрохотал:

— Отпирайте!

Тишина была ему ответом. Весь двор опустел: арестанты стояли кучкой в отдалении. Часовые замерли на своих постах.

Тут беспокойный гость начал ругаться, все повышая и повышая свой могучий голос и, видимо, приходя в ярость. Ругань была отборная, артистическая.

— Гей, анафемы, июды-предатели, ироды окаянные! Пять минут даю вам сроку! Не отопрете — ломать начну!..

— Накося! — продолжал он, шагая по асфальту в ожидании ответа. — Вольного человека свободы хотят лишить! Где это написаны такие законы, чтобы за бесписьменность гноить человека по всем острогам, прогонять по всей Рассее? А? Беззаконники! Вы дайте мне конвой, я и пойду себе пешком, в сутки-то шутя сто верст уйду али лошадь куплю: ведь у меня и деньги есть! Вот он — чек: пойду сейчас в банк — и возьму! Чего же вы меня держите, как разбойника, да еще на святую троицу в острог хотите засадить? За что, про что? Не хочу и не хочу, разнесу все — а не сяду!..

Он подождал немного и, видя, что никто не думает отпирать ему ворота, подбежал к тому окну, в котором виднелись занавески, цветы и клетка с канарейкой.

— Вот вам! Вот вам! — кричал он, выбивая кулаком одно стекло за другим. — Я как начну бить — куда только все ваши пташки-кинарейки полетят! Вот, вот!..

Разбитые стекла звенели и сыпались на асфальт. За окном никто не откликался. Тогда вольный человек застучал кулаками в ворота.

— Отпирайте, чертовы дети! — грохотал он. — Эх, кабы мне что-нибудь потяжельше в руки взять!

Он огляделся кругом, и внезапно взгляд его упал на камень Быкова; он быстро схватил камень, поднял над головой четырехпудовую тяжесть, разбежался и со всего маху грянул камнем в полукруглые железные ворота.

Гулкий гром прокатился по всему двору тюремного замка.

Камень упал около калитки. Часовые подбежали, чтобы убрать его, но богатырь быстро встал на него и остановил их повелительным жестом.

— Прочь! — гаркнул он и, подняв руку кверху, продолжал с камня торжественно и театрально: — Я второй Самсон. Убью, не подходите!

В это время, словно в ответ на громовой удар камня, калитка ворот отворилась, и в нее вошло какое-то новое начальственное лицо и, по-видимому, ничего не подозревая, с недоумением огляделось кругом. В тот же самый момент второй Самсон с необыкновенной быстротой шмыгнул в калитку.

— Убежал!.. — глухо загудело по всему двору.

— Заманили! — засмеялся кто-то.

Произошла суматоха: с пересыльного двора выбежал опять тщедушный и бледный чиновник, а за ним бегом пробежала толпа солдат человек в пятьдесят.

Все они ринулись вслед за Самсоном.

А он стоял в полутемном туннеле, прислонясь спиной к опертым вторым воротам, как зверь, загнанный в тесное ущелье.

— Господь дал мне силу, — сказал он, — всех вас могу истребить, но не хочу! Берите! Отдаюсь!

Все пятьдесят облепили его…

— Кандалы давайте. Кузнеца!

Раздался чей-то повелительный голос:

— Заковать!

Под каменным сводом было тесно, темно и шумно; все суетились, толкались, галдели. Принесли ножные и ручные кандалы.

Богатырь лежал на земле, и его не было видно за толпой солдат. Он молчал. Слышалось звяканье цепей и удары молота по железу.

Наконец, ворота отворились, и его торжественно провели в тюрьму.

Он шел, окруженный толпой солдат, окованный по рукам и ногам. Руки его были скручены и скованы за спиной, косматая папаха сдвинута на затылок, голова опущена, и широкая черная борода веером лежала на выпуклой груди. В красной рубахе, огромный, мрачный, в цепях, он был страшен и походил на Стеньку Разина.

Арестанты стояли в отдалении и сочувственно смотрели на героя. Он взглянул на них, кивнул головой и, переступая порог тюрьмы, крикнул громовым голосом:

— Глядите, братцы: вот он, мученик!

Его увели.

Тогда арестанты опять собрались к воротам. Но настроение их было испорчено. Они молчали и мрачно переглядывались. Не было слышно ни пения, ни шуток.

Из тюрьмы вышел тщедушный тюремный чиновник и обратился к ним с речью. Арестанты нехотя сняли шапки.

— Я вам должен, господа, объявить, что вышло распоряжение содержать вас в камерах, а на прогулку выпускать по закону — на два часа. Сегодня — последний день вашей свободы…

Арестанты глухо и недовольно зарычали.

— Это не от нас, — поспешил заявить чиновник, — мы тут ни при чем… мы обязаны… сами знаете…

Он развел руками и скрылся в калитку ворот.

Раздался быстрый и громкий звонок колокола — знак собираться в камеры.

Арестанты медленно и нехотя потянулись в мрачное здание.

Солнце садилось, и его последние румяные лучи, бледнея, угасали на неподвижной, задумчивой туче. Быстро смеркалось, и повсюду наступала отрадная тишина весеннего вечера. Легкие звуки долетали отовсюду. Откуда-то издалека доносились в тюрьму веселые голоса и протяжное пение. На небе кое-где вспыхнули маленькие звездочки.