Алексей Карпов - Юрий Долгорукий Страница 33

О богатствах, которые скопил в своих руках Георгий Шимонович, мы также уже говорили в предыдущих главах книги. И он сам, и его потомки, по всей вероятности, располагали в Суздальской земле и земельными владениями. Правда, судить об этом можно лишь предположительно. В Александровском районе Владимирской области до сих пор существуют села Большое и Малое Шимоново; в XIX веке известно было также село Шимониха (по дороге из Ростова в Суздаль). Еще одно Шимоново расположено недалеко от Можайска. Полагают, что столь необычные для европейской России древние названия восходят к имени варяжского воеводы и его потомков{108}.

С конца 30-х годов XII века окончательно прекращается передача части «суздальской» дани в Киев. Перераспределение «избытка» прибавочного продукта, его сосредоточение в руках князя должны были привести к изменениям в механизме работы княжеской администрации. Да и войны, которые Юрий вел или собирался вести на юге, требовали очень больших издержек, а значит, и более жесткого взимания дани и судебных штрафов, составлявших основу княжеского бюджета.

Некоторые примеры того, как именно действовали представители княжеской администрации, можно найти в более поздних источниках владимиро-суздальского происхождения. Так, например, из Жития преподобного Никиты, столпника Переяславского, жившего во второй половине XII века в Переяславле-Залесском (между прочим, городе, основанном Юрием Долгоруким), известно, что до принятия монашеского пострига этот почитаемый в будущем русский святой был «мытарем» (сборщиком податей) и вел далеко не праведную жизнь: «прилежа градскымь судиямь и мног мятеж и пакости творяше человеком неправеднаго ради мьздоимания, и тем питаше себе и подружие свое (то есть свою супругу. — А.К.)»{109}. В чем заключалось «неправедное мздоимание», догадаться нетрудно. При сборе дани и взимании судебных штрафов («вир») «мытари» и «вирники» не забывали и о своих интересах. Установления «Русской Правды» четко определяли размеры полагающегося им вознаграждения: сколько и каких продуктов должно было идти на корм самому «вирнику», княжеским «мечникам», их слугам («вирнику взяти 7 ведер солоду на неделю, же овен, любо полоть (полтуши. — А, К.)… а кур по двое ему на день, а хлебов 7 на неделю…» и т. д.{110}); сколько кормов и в течение какого срока полагалось давать на каждую лошадь. Расписаны были и размеры судебных пошлин («уроков»), например: «А се уроци судебнии: от виры 9 кун, а метелнику 9 векошь, а от бортное земли (то есть от тяжб, связанных с бортями. — А.К.) 30 кун, а от инех от всех тяжь, кому помогут, по 4 куны…» Но понятно, что эти нормы можно было и произвольно увеличить, потребовать мзду за то или иное решение спорного вопроса в пользу того, «кому помогут». Полагающееся же по закону, равно как и то, что должно было идти в княжескую казну, выбивалось из населения всеми доступными средствами, самым простым и привычным из которых было битье батогами. И далеко не случайно, что во всех русских землях того времени именно княжеские «тиуны», «мечники» и другие представители княжеской администрации вызывали наибольшую ненависть населения. «Тиун неправду судит, мзду емлет, люди продает, мучит, лихое все деет» — так говорил о собственных (!) тиунах полоцкий князь Константин Безрукий, живший во второй половине XIII века{111}. И Суздальская земля не представляла собой исключение из общего правила.

Преподобный Никита Переяславский сумел осознать греховность такой жизни и порвал с ней. Но способны ли были на раскаяние другие? Вопрос конечно же риторический. Еще один владимирский книжник XII—XIII веков (возможно, даже младший современник Юрия Долгорукого), знаменитый Даниил Заточник, надо полагать, хорошо знал, о чем пишет: «Не имей собе двора близ царева двора и не дръжи села близ княжа села: тивун бо его — аки огнь, трепетицею накладен, и рядовичи (здесь: слуги. — А.К.) его — аки искры. Аще от огня устережешися, но от искор не можеши устеречися…»{112}

Сам князь Юрий Владимирович — во всяком случае, в те годы, когда он пребывал в Суздальской земле, — использовал различные формы взимания дани, в том числе и вполне традиционные. Одной из них было старинное «полюдье» — личный объезд князем подвластной ему территории. Князь отправлялся в «полюдье» осенью, когда был собран урожай; его сопровождали семья и дружина. (Об одной такой поездке в западные области княжества, на реку Яхрому, состоявшейся в октябре 1154 года, летопись сообщает в связи с тем, что во время «полюдья» у Юрия родился младший сын — Всеволод{113}.) Обряд «кормления» князя во время «полюдья» восходил к древним, еще языческим, представлениям о существе княжеской власти. Впрочем, к XII веку эти представления, естественно, уже забывались, и на первый план выходил чисто экономический интерес. Во время «полюдья» собиралось то, что шло на содержание самого князя и его семейства.

Князь обладал и хорошо известным и также традиционным, восходящим еще к языческим временам механизмом регулирования социальных противоречий, сглаживания возможных конфликтов. Этим механизмом являлась раздача милостыни. Во времена Киевской Руси она носила едва ли не обязательный для князя характер. Тот же Даниил Заточник восклицал, обращаясь к князю: «Да не будет, княже мой, господине, рука твоя согбена на подание убогих: ни чашею бо моря расчерпати, ни нашим иманием твоего дому истощити. Якоже бо невод не удержит воды, точию едины рыбы, тако и ты, княже, не въздержи злата, ни сребра, но раздавай людем». И далее: «…Князь щедр — аки река, текуща без брегов сквози дубравы, напающе не токмо человеки, но и звери; а князь скуп — аки река в брезех, а брези камены: нелзи пити, ни коня напоити».

Мы не знаем, насколько щедр или, наоборот, скуп был князь Юрий Владимирович. О щедрой раздаче им милостыни современные ему источники ничего не сообщают — в отличие, например, от его отца Владимира Мономаха или сына Андрея Боголюбского, об исключительном нищелюбии которых хорошо известно. Но совсем не обязательно думать, что Юрий пренебрегал обязательной для всех княжеской обязанностью. Просто делом это было слишком уж обыкновенным, можно сказать, само собой разумеющимся.

Нарушение устоявшегося порядка в столь щекотливом и важном вопросе, как сбор и распределение дани, всегда сопровождается конфликтами с теми, кто кормился от этой дани прежде. В данном случае — с представителями местной знати. Источники сообщают об одном таком конфликте в Суздальской земле — между князем Юрием Долгоруким и уже упомянутым боярином Кучкой (Кучком), первым владельцем будущего града Москвы и, по всей видимости, представителем местной, еще родовой по своему происхождению, знати[20].