Шарль Голль - Военные мемуары - Призыв 1940-1942 Страница 33

Поль Рейно не решился взять на себя ответственность за принятие столь чрезвычайных решений. Он попытался достигнуть цели путем маневров. Именно этим объясняется, например, тот факт, что он допускал возможность обсуждения условий противника, если Англия согласится на это. Конечно, он думал, что даже те, кто настаивал на заключении перемирия, откажутся от него, когда узнают условия, и что тогда произойдет объединение всех людей, выступающих за продолжение войны и за спасение отечества. Но драма была слишком сложной для того, чтобы здесь можно было заниматься комбинациями. Вести войну, не жалея усилий, или немедленно капитулировать - третьего выхода не было. Будучи не в силах твердо поддержать первое решение, он уступил место Петену, который целиком и полностью поддержал второе.

Необходимо отметить, что в этот критический момент сам государственный строй Третьей республики сковывал деятельность главы последнего правительства. Безусловно, у многих ответственных должностных лиц капитуляция вызывала отвращение. Но представители государственной власти, растерявшиеся перед лицом катастрофы, за которую они чувствовали себя ответственными, совершенно бездействовали. В то время, когда встал вопрос, от которого зависело настоящее и будущее Франции, парламент не заседал, правительство оказывалось неспособным принять единодушное решение, президент республики не поднимал свой голос даже в Совете министров в защиту высших интересов страны. В конечном счете развал государства лежал в основе национальной катастрофы. В блеске молний режим представал во всей своей ужасающей немощи и не имел ничего общего с защитой чести и независимости Франции.

Поздно вечером я отправился в отель, где проживал английский посол сэр Рональд Кэмпбел, и сообщил ему о своем намерении выехать в Лондон. Генерал Спирс, принявший участие в разговоре, заявил, что он будет сопровождать меня. Я предупредил Поля Рейно. Он передал мне из секретных фондов 100 тысяч франков. Я попросил де Маржери послать без промедления моей жене и детям, находившимся в Карантеке, документы, необходимые для отъезда в Англию. Им удалось выехать из Бреста на последнем пароходе. 17 июня в 9 часов утра я вылетел вместе с генералом Спирсом и лейтенантом де Курсель на английском самолете, на котором я прибыл накануне. Отъезд прошел без каких-либо происшествий и помех.

Мы пролетели над Ла-Рошелью и Рошфором. В этих портах горели суда, подожженные немецкими самолетами. Мы прошли над Пемпоном, где находилась моя тяжелобольная мать. Лес был окутан дымом: это горели взорванные склады боеприпасов. Сделав остановку на острове Джерси, после полудня мы прибыли в Лондон. В то время как я устраивался на квартире, а лейтенант Курсель, звонивший в посольство и миссии, уже получал всюду сдержанные ответы, я, одинокий и лишенный всего, чувствовал себя в положении человека на берегу океана, через который он пытается перебраться вплавь.

Глава третья.

"Свободная Франция"

Продолжать войну? Да, конечно, продолжать! Но с какой целью и в каком масштабе? Многие, даже когда они и одобряли такое решение, хотели, чтобы это ограничивалось лишь поддержкой, которую горстка французов оказывает Британской империи, несломленной и сражающейся. Я никогда не рассматривал в этом плане наше стремление продолжать борьбу. Для меня речь шла прежде всего о спасении нации и государства.

Я считал, что навеки будут потеряны честь, единство и независимость Франции, если в этой мировой воине она одна капитулирует и примирится с таким исходом. Ибо в этом случае чем бы ни кончилась война, независимо от того, будет ли побежденная нация освобождена от захватчика иностранными армиями или останется порабощенной, презрение, которое она испытала бы к самой себе, и отвращение, которое она внушила бы другим нациям, надолго отравят ее душу и жизнь многих поколении французов. Что касается настоящего момента, то во имя чего же повести некоторых ее сынов в бой, который не будет битвой за Францию? Зачем предоставлять дополнительно части для вооруженных сил иностранной державы? Нет! Для того чтобы усилия не пропали даром, нужно было добиться, чтобы в войне приняли участие не только отдельные французы, но и вся Франция.

Это предполагало: возвращение наших армий на поля битв, возобновление военных действий на наших территориях и участие Франции в этой борьбе, признание иностранными державами того, что Франция не прекратила борьбы. Иными словами, надо было передать суверенитет, отобрав его у виновников катастрофы и сторонников пораженчества, тем, кто выступает за продолжение войны и в будущем одержит победу. Мое знание людей и обстановки не оставляло мне иллюзий относительно препятствий, которые предстояло преодолеть. Придется столкнуться с мощным врагом, которого можно сломить лишь длительной войной на истощение и который в своем стремлении подавить волю французов к борьбе получит поддержку нового французского правительства. Предстоят трудности морального и материального характера. С ними неизбежно столкнутся в длительной и ожесточенной борьбе те, кто будет вести ее на положении отверженных, не располагая никакими средствами. Придется натолкнуться на уйму возражений, обвинений, клеветнических утверждений, выдвинутых скептиками и малодушными дабы оправдать свою пассивность. Будут иметь место так сказать "параллельные" выступления, но на деле враждебные друг другу и преследующие противоположные цели; эти выступления неизбежно пробудят у французов страсть к спорам и будут использованы политическими кругами и разведывательными органами союзников в своих интересах. Те, кто стремился к ниспровержению существующего строя, будут пытаться направить движение национального сопротивления в сторону революционного хаоса, который может породить их диктатуру. Наконец, великие державы могут попытаться воспользоваться нашей слабостью в своих интересах, в ущерб интересам Франции.

Что касается меня лично, то я, намеревавшийся преодолеть все эти препятствия, вначале ничего собою не представлял. Я не располагал никакой, даже самой минимальной силой, и меня не поддерживала ни одна организация. Во Франции - никого, кто бы мог за меня поручиться, и я не пользовался никакой известностью в стране. За границей - никакого доверия и оправдания моей деятельности. Но тот факт, что у меня ничего этого не было, указывал мне линию поведения. Лишь отдав все свои силы делу спасения отечества, я смог бы создать себе авторитет. Лишь выступая в роли непоколебимого защитника нации и государства, мне удалось бы привлечь французов к ведению борьбы, вызвать у них энтузиазм и добиться признания и уважения иностранных держав. Люди, которых на всем протяжении трагических событий смущала моя непримиримость, не хотели понять, что для меня, стремившегося преодолеть бесчисленные противоречивые влияния, малейшая уступка привела бы к крушению моих планов. Иными словами, каким бы ограниченным в своих средствах и одиноким я ни был, и, пожалуй, именно вследствие этого мне нужно было возглавить движение и уже не выпускать власть из своих рук.