Павел Игнатьев - Моя миссия в Париже Страница 33

- Ваши наблюдения за положением дел позволяют предвидеть дальнейшее развитие нашего сотрудничества. Запомните, что внимание нужно уделить Кракову, Оломоуцу и Брно. Это, однако, не значит, что другие ваши клиенты не должны сообщать вам об увиденном.

- Все будет так, как вы желаете.

Затем мы договорились о вознаграждении, предназначенном для нашего информатора. Незначительная сумма, которую он запросил, показала, какой он новичок в этих делах, и я пообещал удвоить вознаграждение, если опыт первых месяцев даст желаемые результаты.

В свою очередь, г-н Альфред записал имена лиц в Швейцарии, которые должны будут получать газеты указанных населенных пунктов, помеченные специальным образом.

Возвратившись в Париж, я был проинформирован моим сотрудником, что наш фабрикант в назначенный час выехал поездом в Австрию. В течение месяца мы аккуратно получали газеты, и должен сразу сказать, что сведения, содержавшиеся в них, абсолютно точно соответствовали транспортировке войск, числу военных поездов и т. д.

Как-то г-н Альфред пригласил одного из своих помощников, молодого эльзасского патриота, и приказал ему незамедлительно отправиться в Цюрих, где находился один из корреспондентов г-на Циммермана. Дождливым летним вечером агент г-н Робер прибыл на указанную ему небольшую станцию и направился к намеченной вилле, предварительно подняв воротник и опустив козырек кепки, чтобы защититься от ливня. Вилла стояла изолированно, была окружена большим огородом, а входная аллея освещалась электрической лампочкой над входом.

Г-н Робер толкнул калитку, она оказалась приоткрытой, что его сначала удивило, однако он подумал, что хозяин, предупрежденный о его приезде, сделал это нарочно. Направившись к дому и вступив на порог, Робер остановился, удивленный тем, что слышит голоса. Профессия разведчика требует постоянной бдительности. Даже малейшее несоответствие должно служить предупреждением.

Позвонить или перенести встречу на завтра? Но утром у агента были другие срочные дела. Робер позвонил. Голоса стихли, но никто не вышел. Он позвонил еще раз и услышал приглушенные шаги. Обеспокоенный, подозревая, что случилось непредвиденное, он собирался уже уйти, как вдруг дверь резко распахнулась и появился человек с револьвером в руке. Г-н Робер, поняв, что пришел во время обыска, долго не раздумывал: он резко втолкнул в дом незнакомца, который кричал: "Руки вверх!", захлопнул дверь и убежал. Не имея возможности бежать к выходу по аллее, он обогнул дом, проскочил огород и перебрался через стену. Выйдя на открытое место, Робер заметил три тени - с карманными фонариками в руках полиция разыскивала его следы. Он перебрался на другую сторону усадьбы, в поле, и поздней ночью, весь промокший и в грязи, возвратился в Цюрих. Нужно было выяснить загадочную причину неудачи. На следующий вечер в ресторанчик этого небольшого местечка заявился коммивояжер, нагруженный чемоданом с различными товарами. Это был г-н Робер. Он предложил владелице чулки по оптовой цене и спросил, нет ли богатых клиентов в округе, могущих сделать большие закупки.

- Я знаю таких, - сказала предупредительная хозяйка гостиницы. - Между прочим, среди богатых есть семья Штроманов, однако вы появились не вовремя, поскольку этой ночью у них были крупные неприятности.

- Как? В таком спокойном краю?

- Вы не можете себе представить, но г-на Штромана обвинили в шпионаже и после обыска в доме арестовали. Конечно, ошибка быстро разъяснится, однако мадам Штроман в отчаянии. Она вас не примет.

Г-н Робер с убытком продал часть товара, остальное отдал на хранение любезной хозяйке гостиницы и вернулся в Цюрих. На следующее утро, изложив события в донесении, он переоделся в безупречный костюм и сел в вагон, который унес его к новым делам.

Я и г-н Альфред, предупрежденные обо всем, приняли необходимые меры, согласовав их с г-ном Циммерманом, чтобы избежать любых неприятностей для его клиентов и особенно для корреспондента г-на Штромана в Кракове. Фабрикант зонтиков телеграфировал ему: "Вынужден отсрочить отправку заказанных зонтиков; приостановите высылку денег по старым накладным".

Из двух других городов мы продолжали получать нужные газеты.

Через десять дней после упомянутого инцидента г-н Штроман был выпущен на свободу. Г-н Робер тотчас нанес ему визит.

- Ах, - сказал он ему полусердитым, полусожалеющим тоном, - ваш друг Альфред устроил гнусную штуку. В качестве личной услуги попросил меня получить на свое имя несколько краковских газет под тем предлогом, что не может получать их во Франции. Для возмещения расходов предложил мне 200 франков в месяц, что было более чем щедро. Я согласился, не видя ничего плохого в том, чтобы служить простым почтовым ящиком. Представьте, как я удивился, услыхав, что меня, мирного рантье, обвиняют в шпионаже в пользу англичан, которых я ненавижу всем сердцем! Мне показали газеты с наколотыми буквами, я в этом ничего не понял. Скажите вашему другу, что, несмотря на все желание быть ему полезным, я больше не хочу ничего получать.

Настаивать было бесполезно, нужно было незамедлительно предупредить Робера и изменить нашу тактику. Через несколько дней в громадный магазин г-на Циммермана в Цюрихе зашли два клиента: молодой коммивояжер, известный фирме, и я, представитель другого универмага Женевы, прибывший для того, чтобы сделать большой заказ. Я назвался г-ном Жераром. Мы оба были приняты главой фирмы в его кабинете.

Удобно устроившись в глубоких креслах, в течение двух часов мы обсуждали не цены на зонтики, а более жгучие проблемы, разложив перед собой карту Австро-Венгрии. Наконец пришли к согласию, и г-н "Жерар" вручил г-ну Циммерману небольшую коробочку зубной пасты с этикеткой крупной швейцарской фирмы.

Эффект этой зубной пасты был незамедленным: через неделю я получил письмо из Кракова, написанное раствором зубной пасты. На белую бумагу без всяких видимых букв я налил специальную жидкость, и сразу же появились красноватые литеры. Другие письма, написанные тем же способом, поступали ко мне из самых различных населенных пунктов, и, казалось, все вошло в свою колею.

Однако особенно нетерпеливо я ждал новостей от фабриканта, который курсировал между Веной и Будапештом. От него на фабрику не поступало никаких приказаний, его жена не получала никаких писем. Это молчание вызывало тревогу. После месячного ожидания, убежденные, что произошло несчастье, мы попросили швейцарские власти прояснить эту тайну и при необходимости вмешаться. И скоро все узнали. Г-н Циммерман находился в венской военной тюрьме, обвиненный в шпионаже в пользу союзников. Одновременно его жена получила письмо, написанное адвокатом под его диктовку: