Жан Маре - Парижские тайны. Жизнь артиста Страница 34

Однажды я нашел Жана с переломанными ребрами и распухшим лицом. Марселя объял непонятный приступ безумия. Я хотел наказать его. Но он, как ребенок, обливаясь слезами, просил прощения и повторял: «Я чудовище, я чудовище. Я ударил Жана, я, обожающий его». Он был искренен и трогателен.

Вернув звание чемпиона, Ол провел один матч с Ангельманном – и вновь победил нокаутом.

Когда он решил оставить большой спорт, Жан договорился с цирком «Амар», чтобы Ол смог поехать в турне. Затем он должен был вернуться в Америку и открыть там тренировочный зал.

Почему ему отказали в паспорте, я не знаю. Жан написал президенту республики письмо, в котором говорил, что никогда не просил милостей для себя, но хотел бы, чтобы помогли Олу Брауну. На следующий день солдат муниципальной гвардии принес паспорт.

Ол уехал в Америку. Так как шла война, мы долго не получали от него известий. Позднее Жан узнал, что он работает мойщиком посуды в одном из баров Гарлема. Жан поехал в Нью-Йорк, нашел Ола, дал ему денег и обещал помочь. По возвращении во Францию он встретился с Марселем Серданом, рассказал ему об Оле, и тот, в свою очередь, пообещал открыть тренировочный зал, которым будет руководить Ол.

Сердану суждено было погибнуть в авиационной катастрофе, а Ол скончался от туберкулеза в одной нью-йоркской больнице.

Если бы мне пришлось перечислять всех друзей, которым помогал Жан, мне не хватило бы этих страниц.

9

В том же 1939 году мне много раз предлагали сниматься в кино. Хотелось дебютировать удачно. Из-за болезни я пропустил первый фильм, сценарий которого меня очень заинтересовал, – «Ночь в декабре».

В другой раз это был «Человек, который ищет истину» с Ремю. Автор сценария Пьер Вольф заведовал отделом критики в крупной газете. Он счел необходимым предупредить меня, что, если я откажусь сниматься, он меня «утопит». Именно поэтому я отказался, хотя охотно работал бы с Ремю. Наконец, меня пригласили попробоваться на роль де Грие в «Манон». После просмотра продюсеры и режиссер заявили, что я скорее Дантон, а не де Грие.

Жан, возмущенный таким забавным утверждением, написал стихи.

Как мне сделать, чтоб тело светилось твое,Источая и мирру и амбру,Чтобы ангел, одетый в костям де Грие,В этой студии вышел из кадра.Им, несведущим, не понять,Что душа твоя – снег и огонь – все на свете,Что не зубы красивые нужно искать,А накинуть на ангела сети.

Доказательство

От смеха, право, умереть не диво,Как видят люди образ де Грие!Ведь чтоб понять, что истинно красиво,Достаточно взглянуть в лицо твое.И, бурю чувств открыв в покое мнимом,Вдруг осознать – все мрак, небытие,Когда светило лучезарное твоеСияет и горит неугасимо.

Божественный огонь в тебе живет,Перебирают боги струны твоей лиры,Поэтому столь чист, прозрачен звук ееИ лишь она секрет твой раскрывает миру.Когда страдаешь ты – нет хуже ничего…Наверно, колдовство тому причиной.Стихи мои не в силах победить его,Я их стыжусь: прости меня, любимый.

Страдание, о котором пишет Жан, было связано с моими зубами. Он повел меня к своему дантисту, и тот, сделав рентген, хотел удалить мне все зубы. В двадцать четыре года! Какая драма! У этого дантиста работал молодой сотрудник, которого заинтересовал мой случай. Он предложил заняться моим лечением. Готовый на все, я согласился. Он лечил каналы всех моих зубов. Позднее я ушел на войну с временными пломбами.

А Жана моя болезнь вдохновляла на создание стихов.

Недостойный поэт

Ты, как можешь, борешься с больюИ на ребенка походишь болееИли на зверя. Ко мне ты подходишь,Глаз, полных упрека, с меня не сводишь:«Ведь в карманах твоих уж, конечно, секретов немало,Помоги же, всесильный поэт!»Так глаза говорят – они тронуть могли бы и скалы,Я не в силах помочь, разрывается сердце в ответ.

Этой ночью

Я в объятьях твоих этой ночью хотел бы уснуть,Но ты стонешь, Жанно, и жестокая боль не проходит.Меж тобою и мною незримый любви призрак бродит,Я сквозь стену готов в простыне проскользнуть.

Твоя мерзкая болезнь

Ты шагаешь взад-вперед,Ног твоих следы целую.Боль же, что в тебе живет,На себя взять не могу я.Если б знал, какой напевПели феи королевам,В замках усыпляя всех,Пой я голосом сирены.Погрузил бы в забытьеЭту боль я осторожно.Но увы! Ничем ееУспокоить невозможно.Так пусть стократ воспета мной,Живущая в устах прекрасных,Когда пером взмахну я властно,Уснет, довольная судьбой.

Ненормально

Когда Жанно от боли сам не свой,Он как цветок, под пламенем поникший,Иль мечущийся в клетке зверь лесной,Которому сейчас весь мир чужд остальной.Пакт заключить готов я с чертом иль с Всевышним,Чтоб снова увидать ожившимТого, кто радость воплотил собой.

Осенний олень

Пока твоя любовь любовь мне не открыла,Считал, что правильно в игру играю я,То старая игра была в «они» и в «я» —Венера в Лувре, что на подиуме застыла.Но то была тень тени, жил мертвец во мне,Фавн бронзовый, в котором нет желанья,

Неистовство, на бедность подаянье,Безумца семяизвержение во сне.Так не вини ж меня за то, что жду в томленьеЯ дара твоей юной красоты,Когда со мною рядом дремлешь ты,А я тобой любуюсь в упоенье.Ах, пусть болезнь покинет твой альковИ мне вернет сей дар благословенный,Чтоб не был я, как тот олень осенний,Настороженно ждущий рога зов.

Прости меня (Глупее быть нельзя!)

Как часто жизнь несет страданье!Жизнь – это лишь любовный круг.Жизнь требует хранить молчанье,И в ней нельзя ходить вокруг.

Нельзя идти ни перед нею,Ни внутрь нее нельзя войти.Сегодня я наказан ею.О боль зубная, отпусти!

Жизнь может быть живой и мертвой,Ты побежден иль победил.Закрыл ты дверь свою сегодня,Решил я – сердце ты закрыл.

Портрет

Соединившее нас небо, умоляю,Пусть Жанно будет завтра здоров,Пусть болезнь превратится в любовь,И любовь эту я воплощаю.

Я был

Зачем же дантист? Ведь естьВсе – фильмы, бюсты, любовь,Но горестных мыслей не счесть,И печально течет в жилах кровь.Что я делал с тех пор, как я есть?Каждый день, каждый миг, вновь и вновь?Был художником, вот и вся честь.

Кадр из фильма «Трудные родители»