Джим Корбетт - Храмовый тигр Страница 34

Пока я пил молоко, пачка сигарет, пущенная по кругу, развязала жителям деревни языки. Ответив на множество вопросов, я сам стал расспрашивать и узнал, что эта деревня называется Тамали и что уже много лет она страдает от нападений людоеда. Одни утверждали, что людоед появился в этих местах восемь лет назад, другие говорили, что десять, но все сходились на том, что он появился в год, когда Бачи Сингх колол дрова и топором отхватил себе пальцы на ноге, а черный вол Дан Сингха, стоивший тридцать рупий, упал с обрыва и разбился. Последней жертвой людоеда в Тамали была мать Кундана. Тигр убил ее в двадцатый день прошлого месяца, когда она вместе с другими женщинами работала в поле, расположенном ниже деревни. Никто не знал, кто этот людоед — тигр или тигрица, но все считали его очень крупным зверем. Жители деревни настолько боялись тигра, что перестали обрабатывать дальние поля и даже ходить в Танакпур за продуктами.

Крестьяне сказали, что людоед надолго никогда не уходил из Тамали, поэтому, если я останусь с ними, о чем они очень просили, у меня будет больше возможности убить его, чем в каком-либо месте Талладеша.

Нелегко оставлять на милость людоеда людей, возлагающих на тебя все свои надежды. Но я должен был уйти, и они отнеслись с полным пониманием к высказанному мною объяснению. Я заверил их, что вернусь в Тамали при первой же возможности, и ушел искать деревню, где произошло последнее убийство.

Направляясь в Тамали, я положил у места соединения тропы с лесной дорогой знак, который указывал моим людям, что я пошел на восток. Теперь я переместил этот знак, а чтобы мои люди не ошиблись, у дороги на восток добавил еще один, закрывающий путь. Оба знака известны в горах каждому местному жителю, и, хотя я не предупредил своих людей, что воспользуюсь ими, я знал, они догадаются, кто их оставил, и истолкуют правильно. Первый знак — небольшая ветка, положенная посредине дороги верхушкой в ту сторону, куда должен направиться идущий следом человек. Чтобы ветка не сдвинулась, на нее кладется камень или кусок дерева. Второй знак представляет собой две ветки, соединенные в виде креста.

Дорога на запад шла почти без подъемов и спусков через лес гигантских дубов, основания которых утопали в папоротниках, доходивших мне до колена. В просветы между деревьями открывались чудесные виды: на фоне простиравшегося далеко на восток и запад снежного хребта виднелись высившиеся друг над другом холмы.

На протяжении примерно четырех миль дорога шла на запад, затем поворачивала на север и пересекала головную часть долины. По долине протекал ручеек с кристально чистой водой, бравший начало в густом дубовом лесу на холме, который высился надо мной слева. Я по камням перебрался через ручей и, поднявшись на небольшую возвышенность, вышел на открытый участок. На его дальнем конце находилась деревня. В тот момент меня заметили несколько девчушек, направлявшихся к ручью, и взволнованно закричали: «Саиб пришел! Пришел саиб!» Этот возглас полетел от дома к дому, и, прежде чем я достиг деревни, меня окружила возбужденная толпа мужчин, женщин и детей.

От старосты я узнал, что деревня называлась Таллакот. Два дня назад (5 апреля) сюда из Чампавата прибыл встречать меня патвари, который оповестил всех в округе, что из Найни-Тала едет саиб, чтобы убить людоеда. Вскоре после приезда патвари людоед убил женщину из их деревни, но труп, согласно приказу комиссара Алмора, никто не трогал. В ожидании моего прибытия на розыски жертвы сегодня утром послали группу мужчин. Пока староста сообщал мне все эти сведения, вернулись мужчины, человек тридцать, уходившие на поиски убитой женщины. Они рассказали, что осмотрели место, где тигр терзал свою жертву, но не нашли там почти ничего, кроме ее зубов. Даже одежда исчезла. Когда я спросил, где произошло убийство, паренек лет семнадцати, сын убитой, ходивший вместе с мужчинами, сказал, что покажет это место, если я пойду с ним на другой конец деревни. Он пошел впереди, я за ним, а следом за нами все население Таллакота. Миновав деревню, мы вышли на узкую, тянувшуюся между холмами седловину, длиной около пятидесяти ярдов. От седловины шли две долины. Одна, налево от нас, простиралась на запад, до реки Ладхья, другая, направо, на протяжении десяти или пятнадцати миль круто спускалась к реке Кали. Остановившись на седловине, паренек повернулся лицом к долине справа. Ее северную сторону покрывала низкая трава и отдельные редкие кусты, а южную — джунгли с густым подлеском. Указав на один из кустов в северной части долины, росший в восьмистах — тысяче ярдов в стороне и в тысяче — полутора тысячах футов ниже по склону, он сказал, что его мать была убита возле этого куста, когда вместе с несколькими другими женщинами резала там траву. Затем он показал дуб в овраге, ветви которого обломали лангуры. Под этим дубом нашли зубы его матери. Тигра во время поисков ни он, ни кто-либо другой не видел и не слышал, но когда они спускались с холма, до них донесся сначала крик горала, а немного позже лангура.

Значит, кричали горал и лангур. Горал иногда кричит, завидев человека, лангур — никогда. А вот при виде тигра кричат и тот и другой. Возможно, тигр задержался на месте убийства, а затем, потревоженный людьми, стал уходить и был замечен сначала горалом, потом лангуром. Пока я раздумывал и мысленно составлял карту простиравшейся передо мной местности, подошел патвари, который в момент моего прихода в деревню обедал. На вопрос, где находятся два молодых буйвола, посланных по моей просьбе Бейнесом, он ответил, что вел их с собой из Чампавата, но оставил в другой деревне, в десяти милях от Таллакота; там 4 апреля на виду у всей деревни людоед убил мальчика. Поскольку не было никого, кто мог бы вступить в борьбу с тигром, жители унесли тело ребенка и обо всем сообщили в Чампават, откуда мне послали телеграмму в Танакпур. Труп ребенка патвари распорядился сжечь.

Мои люди еще не прибыли из деревушки, где мы ночевали, поэтому я велел старосте поставить мне палатку на открытом участке у ручья, а сам решил спуститься в долину осмотреть место, где людоед съел свою жертву. Я хотел выяснить, был ли это тигр или тигрица, если тигрица, то имела ли она детенышей. Как я уже упоминал, эта часть Кумаона была мне незнакома. Я спросил старосту, не может ли он указать мне наиболее удобный спуск в долину. Тот самый паренек, который привел меня на седловину, выступил вперед и с жаром сказал: «Я пойду с вами, саиб, и покажу дорогу».

Меня всегда изумляло мужество людей, живущих в районах, где орудуют людоеды, и восхищала доверчивость, с которой они вверялись абсолютно незнакомым людям. Дунгар Сингх — так звали паренька — являл собой пример подобного мужества и доверчивости. Годами он жил в страхе перед людоедом; всего час назад он видел жалкие останки своей матери и тем не менее один и без оружия был готов сопровождать совершенно чужого человека туда, где, судя по тревожным крикам горала и лангура, притаился убийца. Правда, только что он побывал в этом месте, но тогда с ним ходили еще тридцать односельчан.