Евгений Велихов - Я на валенках поеду в 35-й год... Воспоминания Страница 34

Следующий конфликт был связан с очередной атакой на управляемый термоядерный синтез и токамаки. Началось всё с Америки, в которой не переводились агрессивные дилетанты, выдвигающие всякие авантюрные идеи вроде «холодного синтеза», «пузырькового термояда» или просто отрицающие очевидные истины. Это нормальная, хотя и малопривлекательная черта демократии, у которой есть легальные способы борьбы с подобной квазинаукой. У нас же всегда находятся оппортунисты, пытающиеся использовать момент. В данном случае им оказался А. А. Логунов, который не соизволил хотя бы поверхностно разобраться в проблеме и тут же из конъюнктурных соображений поддержал всю эту очередную чушь. А. П. пришлось дать Логунову отповедь на общем собрании Академии.

Теперь мне предстояло работать с А. П. в качестве вице-президента, отвечающего за весь комплекс физико-математических и технических наук. Называлось это образование «секция», и в неё входил ряд отделений. Такой же, но химико-биологической секцией заведовал Ю. А. Овчинников; секцией наук о Земле — А. П. Виноградов; секцией общественных наук — П. Н. Федосеев (он же был как бы комиссаром ЦК в АН). Главным учёным секретарём являлся Г. К. Скрябин. Отделом науки ЦК заведовал, как я уже упоминал, С. П. Трапезников, а секретарём ЦК, курирующим науку, был Л. М. Замятин. Он, в отличие от С. П. Трапезникова, интересовался наукой и её судьбой.

На меня навалилась куча повседневных проблем, но две из них я ощущал очень остро. Н. С. Хрущёв не сумел уничтожить АН, но нанёс ей очень серьёзный ущерб: ключевые институты технического отделения были отобраны и отданы отраслям. Никакой системы, взамен разрушенной, создано не было. Комитет по науке и технике так и не состоялся по ряду причин. Собственно, перед страной стояла та же дилемма, что и сегодня: торговать за бесценок сырьём или развивать конкурентноспособную промышленность?

В мире разворачивалась информационная революция, и резко росла производительность труда в машиностроении. АН оказалась вне игры. Я в общем-то не готовился к положению вице-президента и начал борьбу с колёс. На организацию Отделения информатики при поддержке президента АН, ЦК (М. В. Зимянина и Д. Ф. Устинова) ушло 6 лет. Сопротивлялась чиновничья бюрократия: от Н. А. Тихонова и отраслевых отделов Госплана до академической братии. Начиналось массовое внедрение персональных компьютеров в науку, промышленность и образование, а многие даже прогрессивные министры вроде Е. П. Славского и министра просвещения М. А. Прокофьева, понимая, зачем нужны персональные секретарши, пайки и квартиры, считали, что персональные компьютеры — это уже слишком! Член политбюро, секретарь МГК КПСС, выпускник техникума паровозного хозяйства В. В. Гришин мне твёрдо сказал, что в Москве ему, прежде всего, нужен пролетариат, а не безлюдное производство компьютеров.

В Академии наук многие, соглашаясь в принципе, сопротивлялись из шкурных интересов, кое-кто ещё воспринимал кибернетику как науку буржуазную и антимарксистскую. Слово «информатика» воспринимали с трудом, а многих понятий в русском языке и не существовало. Но компания единомышленников всё же собралась, выдержала первый бой и организовала отделение. Потом было много побед и поражений, пока, наконец, следуя Б. Пастернаку, я понял, что «пораженья от победы ты сам не должен отличать».

Что касается машиностроения, то первым делом я познакомился с директором Института машиностроения К. В. Фроловым, и мы с поддержкой А. П. и отдела машиностроения ЦК начали готовить переход его института в Академию наук. Одновременно Н. П. Мельников (который проектировал отцу металлоконструкции Севмаша) вместе с зам. министра нефтяной промышленности начали агитацию за освоение газовых и нефтяных месторождений шельфа. Н. П. попросил меня помочь привлечь военно-промышленный комплекс, в частности Севмаш, но Д. Ф. Устинов категорически ответил, чтобы я даже не смел думать об этом.

В то время начал бурно развиваться океанский флот, в том числе и подводный атомный. И всё-таки я думаю, что со стороны Д. Ф. Устинова это была стратегическая ошибка. Диверсификация атомного подводного машиностроения создала бы значительно более здоровую обстановку как в ВП К, так и в экономике.

К этому вопросу вернулись только в начале 90-х годов. Мне удалось способствовать избранию Н. П. Мельникова в академики, что было, на мой взгляд, большим приобретением для Академии. В мире шли быстрые процессы модернизации машиностроения за счёт автоматизации производства, использования информационных технологий в проектировании и производстве. Мы с К. В. Фроловым начали продвигать эти технологии, хотя СССР в целом сильно отставал от Запада.

Но и у нас были свои оригинальные достижения, которые, как обычно, мы не очень ценили. Я познакомился с замечательным инженером и учёным Львом Николаевичем Кошкиным, энтузиастом, изобретателем и создателем роторно-конвейерных линий в станкостроении. Во время войны Лев Николаевич, создав полностью автоматизированное производство патронов, освободил от этой работы 400 000 человек, за что, как у нас водится, чуть было не попал под расстрел. Только личное вмешательство Д. Ф. Устинова спасло его от ареста. В семидесятые годы он начал энергично внедрять свои разработки в экономику и создал новую отрасль машиностроения. С большим трудом мне удалось продвинуть его и его идеи в Академию.

В СССР тогда подспудно существовало убеждение, что основой нашей конкурентноспособности должна быть низкая стоимость труда, поэтому безлюдное производство нам ни к чему. Сегодня мы расхлёбываем последствия этих заблуждений. Лев Николаевич ушёл из жизни в начале смутного времени, а его идеи попали под каток деиндустриализации. Сейчас всё надо начинать с нуля. Когда мы говорим об утечке мозгов, не нужно забывать, сколько мозгов и прекрасных идей мы сами загубили здесь, на Родине.

В эти времена мы вместе с Н. П. Мельниковым работали над строительством и запуском «Атоммаша» в Ростове. Так что параллельно с информатикой в Академии начала продвигаться программа воссоздания Отделения машиностроения, как и программа научного приборостроения.

Продолжалась интенсивная работа и по созданию лазерного оружия для обороны на самолёте, корабле и мобильной основе. Это были газоразрядные лазеры, но разного типа.

На самолёте мы воспользовались низким давлением окружающего воздуха и построили быстропроточный лазер стационарного типа, в котором поток рабочего газа на входе в разрядную камеру смешивался с углекислым газом и ионизовался, а затем в постоянном разряде возбуждался азот, накапливал энергию и передавал её молекуле углекислого газа, создавая инверсную заселённость. В результате на ИЛ-76 удалось разместить лазер мощностью в 1 мегаватт. Американцы достигли лишь одной четверти этой мощности в своей летающей лаборатории.