Борис Корнилов - «Я буду жить до старости, до славы…». Борис Корнилов Страница 34

<1935>

«Яхта шла молодая, косая…»

Яхта шла молодая, косая,серебристая вся от света —гнутым парусом срезаятонкий слой голубого ветра.В ноздри дунул соленый запах —пахло островом, морем, Лахтой…На шести своих тонких лапахшли шестерки вровень с яхтой.Не хватало весел и лодок —с вышек прыгали прямо в воду,острой ласточкой пролетаянад зелеными островами,и дрожала вода золотая,вся исколотая прыгунами.Задыхаясь и завывая,к стадиону летели трамваи,все от фабрик и от заводовк стадиону, где легкий отдых.К стадиону, где каждый стайер.Каждый спринтер — литейщик, слесарь.Пролетает, как в птичьей стае,своего не чувствуя веса.И трамваи у стадионавстанут враз.Их трясет лихорадка.Их маршруты: Труд — Оборона, —наверху обозначены кратко.Мы маршрут и без этого знали,мы сдаем нашей силы пробу,и прибывшие парни снялизаводскую, черную робу.Вот вам классовый ветра анализ,наша легкая сила живая,снова девушки засмеялись,рыбьей стайкою проплывая.Солнце пышет веселым жаром,покрывая плечи загаром,похваляясь плеч желтизною(то ли будет через неделю),я почувствую, что весноюгода на три я молодею.Пойте песню.Она простая.Пойте хором и под гитару.Пусть идет она, вырастая,к стадиону,к реке,к загару.Пусть поет ее, проплываямимо берега,мимо парка,вся скользящая,вся живая,вся оранжевая байдарка.

<1935>

«Спичка отгорела и погасла…»

Спичка отгорела и погасла —Мы не прикурили от нее,А луна — сияющее масло —Уходила тихо в бытие.И тогда, протягивая руку,Думая о бедном, о своем,Полюбил я горькую разлуку,Без которой мы не проживем.Будем помнить грохот на вокзале,Беспокойный,Тягостный вокзал,Что сказали,Что не досказали,Потому что поезд побежал.Все уедем в пропасть голубую,Скажут будущие: молод был,Девушку веселую, любую,Как реку весеннюю любил…Унесет онаИ укачает,И у ней ни ярости, ни зла,А впадая в океан, не чает,Что меня с собою унесла.Вот и все.Когда вы уезжали,Я подумал,Только не сказал,О реке подумал,О вокзале,О земле, похожей на вокзал.

<1935>

У меня была невеста

У меня была невеста,Белокрылая жена.К сожаленью, неизвестно,Где скитается она:То ли в море,То ли в поле,То ли в боевом дыму, —Ничего не знаю болеИ тоскую потому.Ты кого нашла, невеста,Песней чистою звеня,Задушевная, заместоНевеселого меня?Ты кого поцеловалаУ Дуная,У Оки,У причала,У обвала,У обрыва,У реки?Он какого будет роста,Сколько лет ему весной,Подойдет ли прямо, простоПоздороваться со мной!Подойдет —Тогда, конечно,Получай, дружок, зарок:Я скажу чистосердечно,Чтобы он тебя берег,Чтобы ты не знала горя,Альпинистка — на горе,Комсомолка — где-то в мореИли, может, в Бухаре.

<1935>

Сын

Только голос вечером услышал,молодой, веселый, золотой,ошалелый, выбежал — не вышел —побежал за песенкой за той.Тосковать, любимая, не стану —до чего кокетливая ты,босоногая,по сарафанукрасным нарисованы цветы.Я и сам одетый был фасонно:галифе парадные,ремни,я начистил сапоги до звона,новые,шевровые они.Ну, гуляли…Ну, поговорили, —по реке темнее и темней, —и уху на первое варилимы из красноперых окуней.Я от вас, товарищей, не скрою:нет вкусней по родине по всейжаренных в сметане —на второе —неуклюжих, пышных карасей.Я тогда у этого привалаподарил на платье кумачу.И на третье так поцеловала —никаких компотов не хочу.Остальное молодым известно,это было ночью, на реке,птицы говорили интереснона своем забавном языке.Скоро он заплачет, милый, звонко,падая в пушистую траву.Будет он похожий на соменка,я его Семеном назову.Попрошу чужим не прикасаться,побраню его и похвалю,выращу здорового красавца,в летчики его определю.Постарею, может, поседею,упаду в тяжелый, вечный сон,но надежду все-таки имею,что меня не позабудет он.

<1935>

[84]

Скала «Пронеси, Господи»

[85]С печалью глубокой,с одышкой,с трудомисторию эту начну я,как в камне отвесном,от горя седом,дорогу рубили вручную[86].Висели на люльках,вгрызаясь в гранит[87],ступеньку ноге вырубая.Под ними могиларевет и гремит,и манит,и тьма голубая.Срывались и падали —смерть горяча,секундою жизнь пролетела.И долго ворчала вода, волочао камни разбитое тело…Никто не поможет,ничто не спасет,и страшно и холодно им там,и пляшети к Черному морю несетрека сумасшедшая — Мзымта[88].На место убитоговстанет другой —их много, голодных, на свете,за хлеба кусок,за короткий покой —за то, чтоб не плакали дети.Судьба — до чего же нехороша…Откуда они? — спроси их, —ответят вполголоса, тяжко дыша:с Украины,из России…Армяне и турки[89],и все, как один —различья искать не стану, —что этот старик с украинских равнин,что этот из Дагестана.А кто-то из них,невеселый и злой,придумал, как песню, такое:высоко два ломапод самой скалойвонзил разъяренной рукою[90].Казалось, какая от этого стать?Но сердце сдавила тоска мне,что их никому никогда не достать,не вырвать, не вынуть из камня.Навеки застрявшие в белой скале, —сегодня их доля иная:о счастье, о ненависти, о зле,о славе напоминая.Орудие только бессмертных людей,о нем наша песня любая,которому верьи которым владей,дорогу себе прорубая.

<1935>