Евгений Кобелев - Хо Ши Мин Страница 34

ЗА ГОРИЗОНТОМ — РОДИНА

Мы словно в море корабли,С надеждой ждущие земли…Друзья мои! Неблизок срок!И берег наш пока далек…Не все из бешеных штормовДокатятся до берегов, —Но разве есть покой в бою?Я песню ярости пою!Она сердца соединит,Надеждой души окрылит!

Пароход, на флагштоке которого развевался красный флаг Страны Советов, медленно шел вверх по широко разлившейся реке Жемчужной. Заканчивался долгий, утомительный переход из Владивостока в Кантон. За бортом проплывали пологие холмы, поросшие редкими деревьями, на них — одноэтажные серо-грязного цвета домики с горбатыми крышами, тесно прижавшиеся друг к другу. По бурой поверхности реки плавно скользили сампаны, своими перепончатыми парусами напоминавшие присевших на воду огромных бабочек или летучих мышей. Такие же сампаны стояли вереницами в четыре-пять рядов по обоим берегам реки, увешанные сетями, циновками, бельем, — на них ютились целые семьи.

Но вот впереди показалась центральная набережная, выглядевшая чужеродным телом среди огромного скопища узких улочек китайской части города. На фоне лачуг резко выделялись многоэтажные здания современной архитектуры, пестрели крупными витиеватыми иероглифами рекламы универсальных магазинов «Сен-сир» и «Сен-компани». Посреди Жемчужной, неподалеку от набережной, отделенный от нее искусственной протокой, возвышался надменный остров Шамянь — резиденция иностранных консульств империалистических держав. К острову вел мост, подходы к нему перекрывали заграждения, увитые колючей проволокой. У заграждения прохаживались английские часовые в колониальной форме: пробковый шлем и защитного цвета шорты, в руках — карабины, на поясах — тесаки.

В первые же часы, сойдя на берег, Нгуен почувствовал явственное, такое знакомое до щемящей боли в сердце дыхание родных берегов — ведь до них отсюда, из Кантона, было рукой подать. Многое здесь напоминало ему о родине. На тротуарах благоухали розовые лепестки орхидей, шелестели огромными узорчатыми листьями платаны, зеленели разлапистые кроны банановых деревьев и веерных пальм. Зимой здесь, как и в деревне Лотосов, целыми днями шел «мыа фун» — так называют вьетнамцы мелкий, беспрестанпо моросящий дождь, похожий скорее на водяную пыль, висящую в воздухе. Летом же на город обрушивались водопады ливней, превращавших улицы в озера. После них вместе с вечерней прохладой появлялись стаи цикад. Облюбовав какое-нибудь пышное дерево, они устраивали оглушительный концерт.

Он глянул на Жемчужную и, казалось, видел реки своей юности — Ароматную и Сайгон — такая же в них, как и здесь, была темно-рыжая вода, так же бесшумно скользили рыбацкие джонки с парусами-бабочками, выкрашенными, словно бы в тон воде, коричневым соком дикого лука. По улицам города сновали неутомимые рикши с блестящими от пота спипами, в широкополых соломенных шляпах — почти такие же, как в Хюэ и Сайгоне, — последний раз он видел этих рикш на марсельской колониальной выставке. О родном крае напоминали и местные жители, он мало чем отличался от них внешне, да и говорили они на певучем гуандунском диалекте, в котором слышалось много схожего по звучанию с его родным языком.

Снова, как и в Советской России, подивился Нгуен великой очистительной силе революции. Как ярко и радостно в отличие от его замученных соотечественников горели глаза на лицах кантонцев. Поруганный, забитый, третировавшийся империалистами Восток, который он столько призывал в своих статьях к пробуждению, предстал его глазам решительно сбрасывающим путы колониального рабства.

Уже в день приезда Нгуен стал свидетелем очередной массовой манифестации населения. Стихийные митинги в поддержку революционной программы Сунь Ятсена возникали попеременно то в одной, то в другой части Кантона. Улицы патрулировались пикетами рабочих. Пикетчики — в полувоенной форме, с повязками на рукавах, вооружены винтовками. На их фуражках выделялись гоминьдановские звезды с двенадцатью лучами. По мостовым маршировали отряды пионеров в костюмчиках защитного цвета, в белых панамках и красных галстуках. Стены домов, анонсные тумбы, столбы были заклеены плакатами и листовками. С шестов, укрепленных над головами прохожих, свешивались красные флаги, через улицы были протянуты транспаранты.

Расположенный на крайнем юге Китая Кантон (по-китайски Гуанчжоу) издревле пользовался значительной долей самостоятельности. Это наложило со временем своеобразный отпечаток на его жителей, они всегда отличались свободолюбием и стремлением к независимости, были восприимчивы к новым идеям. «Все новое идет из Гуанчжоу», — говорили тогда в Китае, и деятельность Сунь Ятсена и возглавляемого им правительства подтверждала эту истину.

В дни, когда Нгуен прибыл в Кантон, китайская национально-демократическая революция находилась в апогее своего развития. Ее вождь Сунь Ятсен стал кумиром всех прогрессивно мыслящих китайцев, включая и представителей национальной буржуазии, поддерживавшей на этом этапе революцию. В возглавляемом им Гоминьдане видели прежде всего действительно революционную партию, боровшуюся за национальное освобождение страны, против засилья империалистов и бесчисленных милитаристских хунт, рвавших Китай на части. Революционный потенциал Гоминьдана особенно вырос после того, как под влиянием идей Великой Октябрьской социалистической революции и общения с представителями Советской России, Коминтерна Сунь Ятсен в конце 1923 года сформулировал свой новый политический курс — союз с коммунистами, союз с Советской Россией, поддержка рабоче-крестьянского движения.

Было бы ошибкой игнорировать такую силу в борьбе за интересы китайского рабочего класса, за демократию и социализм. И Исполком Коминтерна рекомендует китайским коммунистам пойти на тесный союз с Гоминьданом. На I съезде Гоминьдана, в подготовке которого непосредственно участвовал только что прибывший в Китай Бородин, Компартия Китая, несмотря на сопротивление правых, была принята в состав Гоминьдана, причем на основе принципа индивидуального членства и сохранения своей организационной и политической самостоятельности. Пятую часть избранного съезда ЦИК Гоминьдана составили коммунисты, среди них такие видные деятели КПК, как Ли Дачжао и Цюй Цюбо.

Участники съезда подтвердили назначение Бородина главным политическим советником ЦИК Гоминьдана и южнокитайского правительства, а также приняли решение пригласить из Советского Союза военных советников и строить вооруженные силы китайской революции по типу Красной Армии. Была избрана комиссия во главе с лидером левого крыла Гоминьдана Ляо Чжункаем для организации Военно-политической академии на острове Вампу, расположенном в устье реки Жемчужной.