Людмила Бояджиева - Житие и страсть Жоржа Сименона Страница 34

Как отнестись к такой «шутке» Дениз? Как к неумелой попытке переплюнуть парижских остряков? Или, все же, в этом случае, как и в эпизоде с примеркой, была виновата излишняя порция виски?

— Твой любимый Морис, изображающий из себя короля острословов — элементарный наглец. Интересно, что ты и твои друзья находят в нем смешного? — Супруги завтракали на балконе своего «люкса» в отеле «Кларедж», осуществляя обещание Жоржа. Он говорил жене, что она будет завтракать на балконе с видом на Елисейские поля.

— Дорогая… Понимаешь, есть люди со слабо развитым чувством юмора. Мы с тобой относимся к таким. Но, я хотя бы, понимаю шутки других и сам не претендую на лавры остряка. Не считаешь, что твой пикантный выход в простыне…получился не слишком удачным? А все из–за спиртного! — Он схватил стакан с виски, который не выпускала из рук жена, и выплеснул содержимое с балкона. — Ты же обещала не пить с утра!

— Я чувствую себя совершенно разбитой после вчерашнего банкета, а сегодня надо снова целый день вертеться среди торжественных встреч и возлияний. Они знают, как надо приветствовать Сименона — взрывами шампанского! Ты ведь тоже не слабак в выпивке. — Она мельком глянула на него, дабы оценить эффект произнесенных фраз. Завелся или нет? Вопреки обыкновению, он не набросился на нее с пощечиной, служившей прелюдией к слезам и сексу. Понятно, здесь, в Париже, кобелек достаточно нагулялся. Ничем не распалишь. Она решила поддеть с другой стороны.

— Не понимаю, что твоя Тижи нашла в этой Ланвен? В обычном ателье к клиенткам относятся внимательнее, и будут переделывать столько раз, сколько захочу я! Я за это плачу. Хотя, что от нее было ждать? Она, бедняжка, и не знала, как ведет себя настоящая требовательная дама.

Он снова не прореагировал, раскурив трубку и гуляя отсутствующим взглядом по парижским крышам.

— Я твердо решила сшить придворное платье у римского кутюрье.

— Придворное платье? — Жорж уставился на нее в недоумении.

— А в чем же, по–твоему, я должна идти на прием во дворец? Ведь после церемонии вступления в академики, непременно будет прием!

— Я же говорил тебе, дорогая, нас не примут во дворце. В католической стране человек разведенный не может быть принят королевской особой.

— Идиотскик заморочки! Никогда не смогу этого понять! Думаю, для тебя можно было бы сделать исключение.

— Боюсь, в этом случае исключений не будет.

— Пусть так. Но мне все равно необходимо придворное платье!

4

В ресторане «Белый шар» устроили Монпарнасский бал в честь двадцатилетней «жизни» Мегрэ на книжных полках. Среди приглашенных много красивых женщин, они шикарны, сладострастны. Сименон купается в многозначительных манящих взглядах. Он знает: стоит только поманить пальцем и любая из этих красоток пойдет с ним.

Четыре танцовщицы с Мартиники исполнили экзотический, полный любовной неги, танец. Сименон зашел в актерскую уборную, когда девушки переодевались. «Я занимался любовью с двумя, в то время как остальные с улыбкой смотрят на нас» — вспоминает Сименон. В эти безумные, наполненные раскаленной страстью дни парижского триумфа,

им овладело настоящее сексуальное исступление, остановиться было трудно, а Дениз и не пыталась урезонить мужа. Наконец, оставив Буль с Джонни в Париже, супруги отправились в Льеж.

В Льеже знаменитого горожанина встречает восторженная толпа. Гремит оркестр, украшенная цветами карета везет чету Сименоно в мэрию, где их ждет прием у губернатора. Кортеж сопровождает толпа горожан, репортеров, фотографов.

Мать Сименона живет уже в другом доме. Она, как всегда, холодна с сыном, как всегда в своем клетчатом платье с длинным передником. У «босяка» Жоржа никогда не было теплых отношений с матерью, не произошло потепления и сейчас, когда он стал уважаемым человеком, стоящим на пороге Королевской академии. Полчаса они почти молча просидели в сумрачной, заставленной тяжелой дубовой мебелью комнате, пока Дениз — нежеланная, как и Регина Роншон, невестка — ждала мужа в машине.

У Сименонов апартаменты в лучшем отеле Льежа, их ждут в ресторанах. Но Сим заходит в маленькую забегаловку на улице Людэ. Бумажные салфетки, столы, накрытые бумагой. Здесь подают мидии в кастрюльках и жареную картошку. Он ест любимое блюдо по–льежски — пользуясь ракушкой, словно щипцами. Журналисты, наблюдавшие трапезу, спешат к утру упомянуть эту пикантную деталь в своих репортажах.

На следующий день они едут в Брюссель. Здесь Сименона уже ждут друзья, ставшие членами Академии. Торжественное заседание во дворце Академии в присутствии королевы Елизаветы и французских академиков, носящих зеленые мундиры, утомляет Сименона. Новоиспеченный академик получает муаровую перевязь с эмблемой и памятный диплом. При выходе из дворца его ждали вспышки блицев и новые интервью. Посыпались вопросы:

— Что вы чувствуете в это знаменательный момент?

— Мечтали ли вы об этом, когда были репортером «Газет де Льеж»?

— Что надо сделать, чтобы стать Академиком?

Сименон нахмурился: — И тогда, и сейчас, и до самой смерти я делал, делаю и буду делать одно и тоже: ра–бо–тать. Как бы мои усилия не были оценены обществом.

…На прием в королевский дворец Сименон не пошел, но придворный наряд пригодился Дениз для торжественного ужина, устроенного в ресторане. Всех поразило истинно царское с кринолином. Но юбка на обручах оказалось совершенно неудобной. Дениз с трудом помещалась в кресло, да садилась с опаской, рискуя открыть задравшимся на обруче подолом нижнее белье.

На обратном пути из Льежа Сименоны заехали в Париж, где их ждали Буль с Джонни. И уже все вместе отправились через океан домой.

5

Марку исполнилось тринадцать. Ему и Джонни Сименоны привезли из Парижа лучшую детскую одежду. Из Парижа привезли и горничную, специально для Дениз. Нормандка с молочно–белым, всегда улыбающимся лицом. Жоржа мучают хмурые лица, он предпочитает видеть в своем окружении счастливых людей. Что поделаешь, если для счастья Ди необходим целый обслуживающий персонал? Теперь она основательно самоутвердилась — ни какая–то замухрышка, состоятельная светская дама с собственной горничной и секретаршей.

Сименон не вел дневники, но с юности имел обыкновение записывать, что сдал в издательства и сколько получил в конце недели.

Однажды он заметил в камине остатки обгоревших листков.

— Что это? Мои рукописи?

— Твои рукописи пусть собирают музеи. Я сожгла твои тайные записи! — Дениз торжествовала.