Уинстэнли - Татьяна Александровна Павлова Страница 35

ищет, колеблется. Он выполнил приказ — возвестил миру о своем откровении, побудил его начать невиданную работу. Он готов действовать, но не знает, как. «Когда господь покажет мне место и способ, как нам, кто зовется простыми людьми, возделывать и обрабатывать общинные земли, я пойду дальше и покажу на деле, как есть свой хлеб, добытый в поте лица, не служа никому и никого не нанимая, видя в земле свободное всеобщее достояние, как мое, так и других…»

Трактат «Новый закон справедливости» завершен. Он выходит в свет в дни окончания суда над королем. Новая власть принимает первые смелые декреты. 30 января, в день казни, палата общин объявляет государственным преступлением попытку провозгласить королем любого из потомков Карла Стюарта. 6 февраля отменяется за ненадобностью палата лордов. На следующий день, 7 февраля, провозглашается билль об упразднении королевской власти в Англии. «Опытом доказано, — заявляет палата общин, — что королевское звание в этой земле бесполезно, тягостно и опасно для свободы, безопасности и блага народного; поэтому отныне оно отменяется».

Англия становится республикой. Последует ли она по путл, начертанному искателем правды из Уолтона, маленького городишки в графстве Серри?

ИСТИННЫЕ ЛЕВЕЛЛЕРЫ

аворонки заливались в нежном весеннем небе. Перепархивали легкие бабочки. Оцепеневшие за зиму травы, что в обилии покрывали склоны холма Святого Георгия, раскрывались навстречу солнцу.

Погожим днем 1 апреля 1649 года, в воскресенье, пустынный прежде холм вдруг ожил: десятка полтора бедно одетых крестьян с заступами и мотыгами в руках вышли на гревшееся под солнцем плато и, благословясь, принялись за дело. Они начали вскапывать нетронутую, слежавшуюся песчаную землю. Один бережно пересыпал в лукошки семена — пастернак, бобы, морковь…

Все было необычно в этой работе. И то, что вышли они на холм Святого Георгия, который до этого не трогали ни плуг, ни мотыга. Массивным продолговатым горбом возвышался он над селениями Кобэм и Уолтон, достигая где двухсот, где четырехсот футов над уровнем моря. С двух сторон его подножие омывали мелкие речки Моль и Уэй; они бежали к северу, к Темзе. Почва на холме была бесплодна. Она поросла ежевикой, вереском, репьем; кое-где виднелись кусты шиповника, можжевельника, дрока, калины. В низинах росли деревья — сосны, дубы, буки. А на самой вершине тянулся длинный, поросший травой вал, белели развалины и остатки фортификационных сооружений. В незапамятные времена здесь стояли укрепленным лагерем легионеры Цезаря.

Никто никогда не возделывал эту скудную землю. Она была общинным владением и входила в маноры нескольких лордов из Кобэма и Уолтона. Та часть холма, на которой трудились сейчас бедняки, примыкала к римскому лагерю и принадлежала по древнему праву сэру Френсису Дрейку из Уолтона-на-Темзе, члену парламента, изгнанному во время Прайдовой чистки. На этой земле крестьяне издавна пасли коров, собирали хворост, ставили силки на тетеревов и куропаток, по временам подшибали лису или зайца. Но вскапывать, сеять — никогда.

И работать вышли они в воскресенье, день отдыха и молитв, когда добрым пуританам полагалось идти в храм, а потом читать дома Библию. Ни католическая, ни англиканская, ни пресвитерианская церковь под страхом наказания не позволяли работать в воскресенье. Даже готовить дома обед считалось грехом — пищу в этот день ели холодной. То, что бедняки с мотыгами и лопатами вышли у всех на виду работать в «день господень», было открытым вызовом старым порядкам.

И, может, не случайно произошло это в «день дураков» — первого апреля, в старинный средневековый праздник шутов и скоморохов, в праздник вольного смеха и недозволенной в другие дни потехи над власть имущими. Строгие пуританские обычаи отменили этот древний праздник, но память в сердцах не уничтожишь…

Они работали вместе. Не каждый на своем маленьком участке, как повелось веками, а вместе, на общей земле. Это было неслыханно. Не родня, не односельчане даже — из разных деревень собрались бедняки, чтобы делать общее дело. И действия их отнюдь не носили символического характера. Это было, если угодно, и политическим актом, заявкой самых убогих и обездоленных о своих правах, и началом строительства новой жизни — справедливого свободного общества, и насущным практическим делом: да, бедняки искали способа прокормить свои семьи в тяжелые годы бедствий.

Во главе копателей стояли два человека. Одним из них был Джерард Уинстэнли, которому совсем недавно открылся путь воплощения в жизнь той великой мечты, которая посетила его в начале 1649 года. «Вместе работайте и вместе вкушайте хлеб свой», — сказал ему явственный голос. Теперь Уинстэнли знал, как исполнить его веление, и вывел на пустошь вооруженных мотыгами бедняков. Вторым предводителем был Уильям Эверард — бывший солдат. Более шумный и говорливый, он на многих производил впечатление главаря колонии. Быть может, он и хотел им быть.

Такое событие не могло остаться незамеченным. Более того — не осужденным теми, кто привык жить по раз навсегда заведенному порядку. И хотя бедняки никому не угрожали, ничего не разрушали, не посягали ни на чьи права, на них смотрели с подозрением.

Плотные, неподвижные, благополучные хозяева подходили к краю взрыхленной земли, останавливались, смотрели. Дивное это дело — работать неизвестно на кого и за что, бесплатно, всем вместе на земле, никогда из ведавшей плуга… На лицах читалось недоверие.

Когда с копателями кто-нибудь заговаривал, они отвечали вежливо, дружелюбно. И приглашали всех прийти и присоединиться к их работе. Они даже разослали приглашения в окрестные села, обещая равный свободный труд, братство и обеспечение всем необходимым для жизни.

Крепкие хозяева качали головами и отходили, недобро хмурясь и перебрасываясь тихими фразами. И однажды утром бедные доверчивые копатели почувствовали на себе всю силу их неодобрения. Ничего не подозревавшие бедняки мирно обрабатывали посевы, когда большая толпа, не меньше ста человек, напала на них с кольями и дубинками. Хижину, построенную на пустоши, подожгли, палатки разрушили, повозки разбили в щепы. Несколько человек, в том числе Уинстэнли и Эверард, были схвачены; их потащили в Уолтон, избили и заперли в церкви. Судья из Кингстона, не видя состава преступления в действиях копателей, приказал выпустить их на волю.

Но слухи о злонамеренном сборище продолжали будоражить округу. Само имя, данное ему врагами, — «диггеры», что значит