Евгений Чазов - Здоровье и власть. Воспоминания «кремлевского врача» Страница 35

Это был ресторан в мексиканском стиле — как в интерьере, так и в обширном меню. Мы были первыми и единственными «гражданскими» лицами на этом обеде. Буквально через несколько минут после нас ресторан заполнился в основном молодыми, спортивного вида американцами и русскими. Царила непринужденная обстановка. Кто-то из высших американских чинов, учитывая отсутствие дам, предложил снять пиджаки, что вызвало большое радостное оживление. Эту реакцию я понял, увидев у большинства присутствующих, после того как они освободились от пиджаков, пристегнутое на ремнях оружие.

Прием шел под смех и гул оживленных голосов. В значительной степени этому способствовал известный артист-комик Ред Скелтон, которого американцы пригласили на эту встречу. Понимая, что большинство присутствующих русских не знают языка, он выступал с мимическими сценками. Что было в зале ресторана, когда он представлял дипломата, пришедшего на прием с оторванной пуговицей, или космонавта в открытом космосе! Все это создавало определенный настрой в зале, тосты следовали один за другим — за дружбу стран, народов, секретных служб.

Рядом со мной сидел один из руководителей советской разведки в США, которого прекрасно знали соответствующие американские службы. Слушая тосты, разговоры о дружбе, он сказал с некоторой долей иронии: «Остается только поднять тост за сотрудничество секретных служб».

Сколько таких, казалось, дружеских встреч американцев и русских на различных уровнях мне пришлось увидеть в последующие 5 лет. Сколько тостов на них было поднято за дружбу и сотрудничество. Сколько выпито водки и виски! В 1973 году на пост министра здравоохранения и социального обеспечения США был назначен К. Уайнбергер. Мы довольно близко с ним познакомились во время его визитов в Москву и наших — в США. Он производил впечатление умного и дальновидного политика, общительного и приятного человека, по-доброму относящегося к нашей стране. Вспоминаю один из вечеров в Москве, когда мы, группа советских академиков и профессоров, встретились с делегацией американских медиков во главе с К. Уайнбергером. Это был прекрасный вечер близких по интересам и представлениям людей, ищущих пути к сотрудничеству и дружбе. По предложению одного из членов американской делегации, длительное время сотрудничавшего с советскими специалистами, Эгеберга, которого мы все любили за честность и прямоту, вечер закончился совместным пением американских и русских песен. Пел, обнимался и веселился вместе с нами и К. Уайнбергер.

Что же произошло буквально в течение нескольких лет? Почему, став министром обороны США, К. Уайнбергер стал врагом нашей страны? В чем причина такой метаморфозы?

Некоторые историки связывают виток «холодной войны» начала 80-х годов с афганскими событиями. Я не политолог, но мне кажется, что такой подход слишком упростил бы сложный процесс перехода от разрядки к конфронтации. Ведь и у США был подобный Афганистану комплекс — Вьетнам. А кроме того, нельзя забывать, что разрядка начала 70-х годов последовала вскоре за пражскими событиями, которые серьезно повлияли на ситуации, складывавшиеся в странах Восточной Европы.

Что бы ни говорили, а решающую роль в отношениях между странами играют их лидеры, их политическое кредо и видение мира. Потеря доверия и взаимопонимания, страх с обеих сторон перед кажущейся агрессивностью и укреплением позиций другой стороны — вот что толкает на конфронтацию, превращает, казалось бы, дружески настроенного человека во врага, обвиняющего тебя в вероломстве.

Тогда же, в 1973–1976 годах, царил оптимизм, своеобразное «братание» советских и американских представителей, и разрядка казалась необратимой. Визит Брежнева в США прошел успешно, и он победителем возвратился на родину. У меня этот визит ассоциируется с первыми тяжелыми переживаниями, связанными с состоянием здоровья Брежнева. Дело в том, что ко времени визита в США развитие атеросклероза мозговых сосудов начало сказываться на состоянии его нервной системы Первые предвестники этого процесса, как я уже указывал появились в период пражских событий. Однако после этого эпизода Брежнев в целом чувствовал себя хорошо, был, как говорят врачи, полностью сохранен и активно работал.

6

Начиная с весны 1973 года у него изредка, видимо, в связи с переутомлением, начали появляться периоды слабости функции центральной нервной системы, сопровождавшиеся бессонницей. Он пытался избавиться от нее приемом успокаивающих и снотворных средств. Когда это регулировалось нами, удавалось быстро восстановить и его активность, и его работоспособность. Он не скрывал своего состояния от близкого окружения, и они (некоторые — из искреннего желания помочь, другие из подхалимства) наперебой предлагали ему различные препараты, в том числе и сильнодействующие, вызывавшие у него депрессию и вялость.

Вот с такими ситуациями мне и пришлось столкнуться во время визита Брежнева в США. Но так как его организм был еще достаточно крепок, нам удавалось очень быстро выводить его из таких состояний, и никто из сопровождавших лиц; из американцев, встречавшихся с ним, не знал и не догадывался о возникавших осложнениях. Заметить их внешние проявления было почти невозможно. Мне казалось, что, вернувшись домой, отдохнув и придя в себя, Брежнев вновь обретет привычную активность и работоспособность, забудет о том, что происходило с ним в США. Однако этого не произошло. Помогли «сердобольные» друзья, каждый из которых предлагал свой рецепт лечения. И роковая для Брежнева встреча с медсестрой Н. Я не называю ее фамилию только по одной причине — она жива, у нее дочь, и, главное, ее судьба сложилась непросто. Ее близость к Брежневу принесла ей немало льгот — трехкомнатную квартиру в одном из домов ЦК КПСС, определенное независимое положение, материальное благополучие, быстрый взлет от капитана до генерала ее недалекого во всех отношениях мужа. К сожалению, я слишком поздно, да и, откровенно говоря, случайно, узнал всю пагубность ее влияния на Брежнева.

Однажды раздался звонок Андропова. Смущенно, как это было с ним всегда, когда он передавал просьбы или распоряжения Брежнева, которые противоречили его принципам и с которыми он внутренне не соглашался, он предложил в 24 часа перевести старшую сестру отделения, где работала Н., на другую работу. Когда я поинтересовался причинами и заметил с определенной долей иронии, что вряд ли председатель КГБ должен заниматься такими мелкими вопросами, как организация работы медсестер, он сердито ответил, что просьба исходит не от него и для меня лучше ее выполнить. Мне искренне жалко было старшую медсестру, прошедшую фронт, пользовавшуюся в коллективе авторитетом, и, чтобы выяснить все подробности и попытаться исправить положение, я встретился с лечащим врачом Брежнева Н. Родионовым.