Айно Куусинен - Господь низвергает своих ангелов (воспоминания 1919–1965) Страница 35

Терпение моё лопнуло:

— Теперь мне ясно. СССР начнёт войну против Финляндии, а я как посол в Стокгольме должна помогать авантюре, должна идти против моей родины и её народа. Нет, спасибо, я с этим не хочу иметь ничего общего. Объясняй это Сталину как хочешь.

— Но Сталин всё же пригласит тебя на беседу, сам объяснит, насколько это важно. Что ты ему ответишь?

— Пока не знаю. Ясно одно: послом я не буду и к подготовке войны не хочу иметь никакого отношения!

На этом закончился мой разговор с Куусиненом в декабре 1935 года. Я ушла, не простившись, и больше мы с ним не виделись.

Я не спала всю следующую ночь, всё думала, как мне выпутаться из этой истории. Я ни в коем случае не хотела соглашаться на предложение Куусинена и Сталина.

На следующее утро после моего разговора с Отто пришёл майор Сироткин, передал телефон генерала Урицкого. Генерал попросил прийти на следующий день в семь утра к нему на квартиру в Дом правительства. Урицкий был стройный, среднего роста брюнет, с небольшой бородкой. Он вежливо поздоровался. Я рассказала о своём разговоре с Отто, просила сделать всё возможное, чтобы я смогла вернуться в Японию. Он обещал постараться, однако опасался, что решению Сталина и Куусинена противостоять невозможно. Скоро генерал заторопился уходить. Во время разговора в комнату забегал мальчик, он был из Испании, его отец, командир военно-воздушных сил, отправил его для безопасности в Москву.

Целую неделю я с беспокойством ждала в гостинице приказа прибыть к Сталину. Наконец Сироткин принёс радостную весть: принято решение о моём возвращении в Японию. Урицкий хотел ещё раз со мной поговорить, и Сироткин проводил меня к нему. Кроме Урицкого в кабинете находился незнакомый мужчина в гражданском. Я сразу почувствовала к нему неприязнь и, хотя он не сказал ни слова, по выражению его лица решила, что неприязнь взаимна. Урицкий был рад, что вопрос о моём возвращении наконец решился. С осуждением взглянув на незнакомого мужчину, он сказал, что вызов в Москву был ошибкой. Будто давал понять, откуда исходил приказ.

  Затем генерал расспросил в подробностях о моей жизни в Японии, о моих связях, о политической обстановке в стране. Я подчеркнула, как опасны террористические организации для парламентского строя Японии. Урицкий согласился, он считал, что это может отрицательно сказаться на отношениях между Японией и Советским Союзом. На этот раз я опять не получила никакого определённого задания: Урицкий посоветовал продолжить занятия японским, завязать новые знакомства. Зорге, которым Урицкий был недоволен, я должна избегать. Когда я сказала, что помощник Зорге просит двадцать тысяч долларов, чтобы открыть магазин, генерал сердито воскликнул:

— Эти жулики только и знают, что пьют и транжирят деньги! Не получат ни копейки!

Под конец беседы Урицкий предложил мне написать о Японии книгу, обрисовать в ней в выгодном свете страну и народ — это мне поможет занять определённое положение. Не следует ни в коем случае критиковать японскую политику, наоборот — надо осудить Советский Союз. Подумаешь, одной антисоветской книгой больше — не страшно! В расходах я могу не стесняться.

За эти месяцы у меня набралось немало материалов и снимков, поэтому я охотно приняла предложение издать книгу. Замечательная мысль! Мы условились, что работать над книгой я буду в Стокгольме и уеду туда как можно скорее. Это была моя вторая и последняя встреча с генералом Урицким.

 Ни я, ни Урицкий не затрагивали опасную тему о моём назначении послом. Так я и не узнала, что всё это значило. Возможно, это были лишь фантазии Куусинена, а Сталин если что и знал, то решений никаких не принимал. Иначе он не отступился бы так быстро. Кроме того, вопрос касался ещё и наркомата иностранных дел, да и шведское правительство не должно было согласиться — оно расценило бы моё назначение как вызов Финляндии. Чем же объяснить предложение Отто? Скорее всего, он во что бы то ни стало хотел помешать мне вернуться в Японию, опасаясь, что там меня могут задержать как шпиона, а это угроза и деятельности Коминтерна, и ему самому. Тогда я так ни до чего и не додумалась, но в 1938 году, в Лефортовской тюрьме, узнала от одной сокамерницы, что эта идея была не просто выдумкой Куусинена. Об этом расскажу подробнее в следующей главе.

Отъезд день ото дня откладывался, и я решила снять квартиру. Сироткин нашёл для меня жильё в доме четвёртого управления. У меня часто бывал Юрьё Сирола, рассказывал о разногласиях финских коммунистов, о борьбе Маннера против Куусинена. Приходили однажды и Маннер с женой. Вскоре оба они были арестованы. Позже, в лагере, я случайно узнала о дальнейшей судьбе Маннера, но об этом — в другой главе.

Я беспокоилась о своём брате Вяйнё, так как ничего не знала о нём с тех пор, как он был назначен директором сельскохозяйственного института в Петрозаводске. Я тайно поехала в Петрозаводск, и там подтвердились худшие опасения. Я нашла лишь его жену, она была в большом горе: Вяйнё был недавно арестован и перевезён в Ленинград. Гюллинг, Нуортева[153], Ровио[154] и многие другие финские коммунисты были уволены. Через какое-то время они все были расстреляны. Я рискнула пойти к начальнику НКВД в Петрозаводске хлопотать о Вяйнё. Начальник вежливо сказал: «Против вашего брата у нас нет ничего, это умный и всеми любимый молодой человек. Сейчас он находится в Ленинграде для выяснения некоторых обстоятельств. Но скоро вернётся сюда». Вяйнё не вернулся никогда.

В середине января 1936 года Сироткин передал мне приказ об отправлении и деньги на дорогу. В Стокгольме я должна была снова связаться с Крамовым, затем, закончив книгу о Японии, ехать в Париж и, наконец, на «Конте Верде» — в Шанхай. Там со мной установят связь и сообщат, когда и на каком пароходе ехать в Японию.

Уезжая из Москвы, я попросила свою бывшую экономку Александру взять на хранение одежду и другие вещи, привезённые мною из Японии. Как пригодились мне через много лет эти вещи!

С паспортом Элизабет Ханссон я в феврале через Варшаву, Вену и Париж приехала в Стокгольм. Там сняла номер в «Гранд-отеле» и сразу принялась за книгу о Японии. Писала по-шведски. Назвала её «Det leende Nippon» — «Улыбающаяся Япония». Название должно было передать основную мысль книги: Япония — восхитительная, солнечная земля, японцы — удивительный народ. Я хотела целую главу посвятить буддизму, попытаться рассмотреть влияние восточной философии на мировоззрение японцев.

Работа двигалась удивительно быстро. Через две недели книга была готова. Хуго Силлен[155] нашёл для меня издателя, и тот обещал выпустить книгу уже в июне. Закончив дела, я поспешила уехать из Стокгольма и пригласила Сигне Силлен в небольшое путешествие до Копенгагена.