Фёдор Абрамов - Олег Трушин Страница 35

Константин Симонов вряд ли пропустил эту статью без внимания. Указания на её плюсы и минусы с углублением в методы филологии будут здесь излишними. Лишь деликатно отметим, что именно эта публикация стала зародышем будущих весьма непростых отношений между писателями. Константин Михайлович, умевший разбираться в людях, не мог не увидеть в Абрамове мощный противовес тем литературным методам соцреализма, которыми пользовались литераторы послевоенной поры, в том числе и сам автор романа «Товарищи по оружию». Абрамовский вызов в уже упомянутой статье о деревне в послевоенный период проявится ещё ярче, что вызовет негодование и протест именитых писателей, многие из которых, как и Симонов, носили на своих пиджаках медали лауреатов Сталинских премий. Причём Константин Михайлович был удостоен этой награды шесть раз!

Нам неизвестно, как среагировал Константин Симонов на статью «Роман о мужественных и сильных людях», вот только Фёдор Абрамов в одной из дневниковых записей марта 1954 года с присущей ему резкостью окрестит автора «Товарищей по оружию» «дельцом и демагогом». Почему он так отозвался о Симонове? Сказать сложно. Ведь они к этому времени не только не общались, но и никогда друг с другом не встречались. И всё же на пустом месте такое нелестное выражение в адрес сталинского любимчика, коим в полном смысле слова был Симонов, вырасти не могло. Дыма без огня не бывает.

В самый канун Нового, 1954 года на стол заместителя главреда «Нового мира» Александра Григорьевича Дементьева ляжет плотный конверт, отправителем которого будет значиться Фёдор Абрамов. В нём будет находиться статья «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе».

Дементьев, пришедший на работу в журнал в разгар «оттепели» по приглашению Александра Трифоновича Твардовского, был человеком осторожным, отчасти консервативным и в то же время яростным ревнителем издания, радеющим за судьбу главного толстого журнала страны, понимающим, что все «послабления», данные властью обществу, могут оказаться лишь игрой, ширмой.

Кто такой Фёдор Абрамов, «Демент» (именно так звали Александра Григорьевича в редакции), конечно же, хорошо знал: ещё совсем недавно их связывал филфак ЛГУ, где оба работали. Не исключено, что Абрамов надеялся, что Дементьев по старой памяти примет статью в «Новый мир», потому к нему и обратился.

Статья «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе» была для «Нового мира» не новым звоночком в этой весьма сложной теме.

Первой публикацией в «Новом мире», рассказывающей о тяжёлых буднях послевоенных колхозов, о жизни крестьян, затравленных победными рапортами о хлебозаготовках, займах, бесправии, был очерк Валентина Владимировича Овечкина «Районные будни», опубликованный в № 9 за 1952 год. Затем редакция пропустила и другие публикации такого рода, обнажившие острые углы взаимоотношений параллели «власть – деревня – колхоз», искоренявшие недостоверность в описании крестьянского быта, ставшие, по выражению самого Твардовского, литературной «линией жизненной правды».

Прежде всего нужно отметить, что овечкинский очерк был напечатан в «Новом мире» ещё при жизни Сталина, накануне XIX съезда партии, состоявшегося в начале октября 1952 года. 14 октября Сталин на нём выступил с большой заключительной речью. К слову, именно на этом съезде партия получила новую аббревиатуру – КПСС.

Неясно, как вообще тогда в журнале, подконтрольном ЦК, могла появиться такая статья?! Ведь каждый его номер подвергался жёсткой цензуре. Просмотрели? Или Твардовский убедил, кого нужно? Не исключено, что именно смерть Сталина «спасла» тогда «Новый мир» от неминуемой расправы за столь смелую публикацию.

Статью «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе» Фёдор Абрамов написал в короткий срок и, по всей видимости, на одном дыхании, вложив в текст всю мощь своего негодования в адрес тех писателей, чьи произведения создавали образ «счастливого» крестьянина-колхозника, карамельно-слащаво описывая его «беззаботный» быт, нарочито умалчивая об истинном положении. Толчком к её созданию для Абрамова послужил, вероятно, не только университетский курс лекций о советской литературе, где затрагивались знаковые произведения, во многом идеализирующие послевоенную деревню, – «От всего сердца» Елизара Мальцева, «Марья» Григория Медынского, «Кавалер Золотой Звезды» Семёна Бабаевского, «Жатва» Галины Николаевой и так далее, но и параллельная работа над романом, где его, абрамовская правда была прямо противоположна лжи, поданной признанными мастерами слова в виде «праздничного фейерверка», и, конечно, то, что воочию видел на Пинежье. Эта статья была не просто вызовом определённым литераторам-лакировщикам, но и прежде всего мощной установкой для самого себя не только как критика, но и как писателя. Работая над статьёй, Абрамов не забывал и о своём первом детище, и правда о колхозной послевоенной деревне, заложенная им в основу создаваемого романа, точила его. «Только правда – прямая и нелицеприятная, – напишет в статье Абрамов, – страстное партийное проникновение в глубинные процессы нашей жизни, постановка насущных вопросов строительства коммунизма, изображение подлинной духовной жизни советских людей являются целью, достойной советского писателя».

Абрамовская смелость в слове, порождённая «оттепелью», искренней и, может быть, его наивной верой в зарождавшееся в обществе свободомыслие, позволила изменить о нём мнение даже тех, кто его хорошо знал. Александр Рубашкин рассказывал автору этих строк, что отношение к Абрамову в студенческих кругах стало значительно теплее, да и на кафедре находилось всё больше тех, кто искренне благодарил его за проявленную смелость и мужество в слове. Статья живо обсуждалась на кафедре ещё до её публикации в журнале, но всё же не так бурно, как это произошло после.

Наверняка намерение Фёдора Абрамова сказать правду о деревне послевоенного периода окрепло после состоявшегося в сентябре 1953 года пленума ЦК КПСС, на котором Никита Хрущёв был избран первым секретарём ЦК КПСС. Откликом на решения пленума стали прошедшие в писательских организациях собрания, на которых прямо указывались авторы, чьи произведения, особенно о колхозной деревне, не отображают реального положения дел.

Теперь уж точно казалось, что «Людям колхозной деревни…» должен быть дарован зелёный свет, однако Александр Дементьев с публикацией не спешил. Прочитав статью, «Демент» не мог не понимать того, какое значение для журнала может иметь эта статья, и, разумно «подстраховавшись», не решаясь самостоятельно принять её в «редакционный портфель», передал в редакторскую почту.

Впрочем, Дементьева понять можно. Когда Фёдор Абрамов привёз свою статью в «Новый мир», на Малый Путинковский переулок, 1/2, главный редактор был в командировке на Дальнем Востоке, поручив временное руководство завотделом критики Игорю Александровичу Сацу.

Игорь Сац принял статью в раздел критики, взяв на себя ответственность за её публикацию, которая была изначально намечена уже на грядущий февраль. Однако несмотря на безупречность рукописи Абрамова, редактирование статьи было поручено сотруднику редакции И. Леонтьеву, который так увлёкся, что помимо технических моментов привнёс свои коррективы, сильно изменившие текст, и даже предложил Абрамову соавторство. Естественно, ни с тем, ни с другим Абрамов не согласился, и после письменного обращения к Сацу первоначальный вариант был восстановлен,