Сергей Бояркин - Солдаты Афганской войны. Страница 35

— А кто виноват — я что ли?! Я что ли, виноват? — Глаза от возмущения у водилы округлились. — Ну, них… себе! Я на два призыва старше его, а он еще и оправдывается! Ну он и бурый! Что еще остается — отделал его как надо! Но все равно — хрена с того! Считай, отвертелся от службы, сука! Ему-то что! Все равно будет теперь на машине рассекать — баклуши х. м околачивать. Но я ему еще устрою райскую жизнь! Он у меня еще узнает, что такое служба!

Хотя мне и были безразличны все эти беды, и, мало того, особой несправедливости в услышанном я не обнаружил, но, из уважения к его призыву, я во всем с напарником соглашался и все время сочувствующе кивал головой.

Наше пребывание в районе аэродрома затягивалось. Несколько раз за это время выпадал снег, и транспортные самолеты, безмолвно стоящие вдоль взлетной полосы, покрывались белой пеленой. Аэродром жил тихой, размеренной жизнью. Самолеты не летали. Временами летчики счищали образовавшийся покров снега с крыльев и фюзеляжей самолетов.

Солдаты, обслуживающие аэродром, мы их называли «летунами», были недовольны нашим совместным проживанием. Их было немного: водители, механики, заправщики — все с голубыми погонами, на петлицах — пропеллер с крылышками. Было видно, что они нас, десантников, побаиваются и избегают контактов с нами, хотя и держались с достоинством.

Вообще-то некоторым летунам случалось и раньше встречаться с десантниками, и всегда у них оставались об этом яркие, незабываемые воспоминания. Дело в том, что Витебск — городок небольшой, кроме нашего десантного полка и летунов никаких других военнослужащих там не было, и всех отловленных патрулями самовольщиков отправляли на единственную в городе гауптвахту. Причем нашему патрулю почему-то попадались только летуны, зато патрулю летунов везло исключительно на десантников. На этой общей для всех гауптвахте, или проще — губе, и приходилось уживаться представителям двух родов войск. Среди губарей — обитателей губы — издавна сложились свои обычаи: тут уже не было ни молодых, ни дедов — только летуны и десантники. Между ними было не принято поддерживать дружеские отношения, и летунам по этой причине приходилось терпеть всякое: их качали, охватывали самодеятельностью (театрализованные представления ставились ежедневно), а перед освобождением обязательно всех, даже дембелей, стригли налысо.

Что и говорить, чувство превосходства над другими родами войск у большинства служащих в ВДВ сильно обострено. Оно лишь немного уступает чувству превосходства по призывам. Уважающий себя десантник всегда с презрением смотрит на мотострелков, артиллеристов, танкистов и прочую шушеру, прозванных «чернотой» за черный цвет погон, а также на приравненных к ним служащих внутренних войск, с их красными погонами. Всех их называли «чмошниками» или «чемота». Где-то на равных принимался только морской десант. Так что лучше всего когда пути-дорожки солдат разных родов войск не пересекаются — иначе возможны стычки. На счастье летунов, хоть мы и находились здесь уже который день, никаких конфликтов с ними не возникло. Все, на удивление, обходилось миром.

К нам часто стало наведываться большое начальство в генеральских погонах. В армии увидеть генерала — большая редкость. Обычно они чинно сидят в своих штабах и подписывают важные приказы. А тут прямо зачастили. Мы их видели чуть ли не каждый день. К ним даже немного привыкли и реагировали на них спокойно, без лишней суеты и паники. Но случались и казусы.

Батальон идет колонной в районе аэродрома. На дороге страшенный гололед. И вот замечаем — подъехал УАЗик. Дверца открывается. Выходит генерал: в папахе, с красными лампасами на брюках, лицо строгое. Командир командует:

— Рота, смирно! Равнение налее-во!

Рота старается чеканить шаг. Сапоги скользят из-за гололеда. Солдаты, обвешенные с головы до ног железом, еле удерживают равновесие. Колонну повело. Вот один из солдат поскальзывается и падает. Из-за тесноты, на него валятся идущие позади. Образуется месиво неуклюже барахтающихся и пытающихся подняться воинов. На них наезжает следующий за ними взвод. Генерал машет рукой:

— Отставить! — сам доволен, улыбается. — Молодцы, с-сукины дети! Стараются же!

Следующему взводу уже загодя подает знаки рукой:

— Отставить!

…Дни тянулись. Несколько раз нас поднимали по тревоге. Брали все вещи, проверяли снаряжение и бежали к аэродрому. На аэродроме ждем несколько часов, слушаем, как гудят самолеты — двигатели прогревают. Помаленьку рев двигателей начинает стихать. Один за другим они останавливаются. Аэродром вновь погружается в зимнюю тишину. Батальоны расходятся к местам своего расположения.

Между тем поговаривали, что офицерский состав изучает карту Кабула. Но личный состав весьма смутно представлял, что это за город и где вообще он находится, а потому большого значения этому никто не придавал. Кто тогда мог подумать, что здесь, на белорусской земле, готовится бросок за тысячи километров в соседнюю страну?

И вот 22 декабря прошел точный слух — завтра улетаем. Вечером семейных офицеров отпустили попрощаться с женами. А на следующее утро — подъем по тревоге и ускоренным шагом на аэродром. Весь день провели в помещениях аэродрома.

Вечером аэродром снова ожил. Забегали летуны, самолеты завели двигатели и долго гудели. А когда пролетела весть о том, что в самолет загружают теплый, только привезенный с пекарни хлеб — никаких сомнений не оставалось — сегодня же и улетим.

Стемнело. Зазвучали команды, и сотни солдат помчались к самолетам. Мы заскочили в свой самолет и заняли место в барокамере. Через иллюминатор было видно, как крылатые махины, разворачиваясь друг за другом, цепочкой выползают к началу взлетной полосы и, разбежавшись, с трудом отрывают свои тяжелые тушки от земли и растворяются в ночном небе.

Самолеты, мигая лампочками, летели на восток. Прощай Белоруссия!

НОЧНЫЕ ПЕРЕЛЕТЫ

Летели весь остаток ночи.

На большой высоте нескончаемая цепочка самолетов тянулась от одного края горизонта и исчезала в противоположном. Самолеты были загружены до отказа: семь тонн весит БМД, 3,5 тонны груза в ящиках и еще десяток десантников.

Пошли на снижение, когда уже стало светать. Приземлились на военном аэродроме в Каменск-Уральске. За бортом пуржит, мороз почти двадцать градусов, сильный ветер гонит поземку по заснеженным полям и взлетной полосе.

Возле самолетов нас ждала походная кухня местной части. Высыпав из самолетов, мы помчались к ней, на ходу доставая котелки. Повар механически брал котелки из леса тянущихся к нему рук и наполнял их горячей кашей. После завтрака сразу разошлись по своим самолетам.