Михаил Каратеев - По следам конквистадоров Страница 35

В чаяньи встреч с ягуарами, пумами и иными опасными неожиданностями, мы первое время не расставались с револьверами, а входя в лес расстегивали кобуру и были начеку, чтобы вовремя отразить любое нападение. Однако довольно скоро не без некоторой грусти все поняли, что мы находимся в самой мирной и благонамеренной глуши и что в окружающем нас лесу опасностей не больше, чем на любой парижской улице. Все звери, какие тут были, бежали от человека без оглядки.

Револьверы безжизненно повисли на гвоздях под нашими навесами и о них вспоминали преимущественно тогда, когда надо было на радостях или по пьяному делу пострелять в воздух.

Огородничество и садоводство

С овощами и зеленью, столь обычными в ежедневном меню каждого европейца, в Парагвае дело обстоит значительно хуже. В столице их недостаток ощущается меньше всего, так как в окрестностях есть большие и хорошо организованные огороды, которые в сезон поставляют на городской рынок свои продукты.

В это время тут можно было, хотя и дороговато, купить все, что продается на любом европейском базаре. По миновании сезона многое и, в частности, почти вся зелень, исчезает, а то, что остается, сильно поднимается в цене и делается мало доступным человеку скромного достатка. Цена килограмма картофеля, например, в мое время равнялась цене десяти ананасов, а кустик очень неважного салата — цене шести дюжин апельсинов.

В провинции, особенно в тропической зоне, недостаток овощей и зелени ощущается круглый год. Огородничеством тут никто не занимался, так как оно требовало большого и упорного труда, который, к тому же, себя не оправдывал, ибо местные парагвайцы привыкли обходиться без зелени, а иностранцев в таких местах было очень мало. Лишь в редких случаях здесь можно увидеть где-либо возле жилья грядку лука да несколько кустиков укропа. За весь год, проведенный в концепсионском районе, я не видел ни одного огурца или помидора, ни бурака, ни морковки, а салат ел только один раз во французском отеле.

Живя в колонии, никакого ущерба для здоровья от недостатка зелени мы не ощущали, так как витаминами нас вполне обеспечивали местные фрукты. Но стол наш без огородины был убийственно однообразен. Первое время, пока средства позволяли изредка покупать макароны и рис, было еще ничего, но позже все наши кулинарные возможности свелись к трем продуктам: мясу, кукурузе и маниоке, из которых, как ни изощрялись хозяйки, нельзя было состряпать более полудюжины кушаний, довольно похожих одно на другое. Раз в неделю, вместо всяких салатов, нам отпускали к обеду по половинке сырой луковицы и мы ее смаковали как высший деликатес.

Позже директор агрономической школы дал нам рассаду какого-то местного растения, которое нас сильно выручило, тем более что муравьи его считали несъедобным. Это были невысокие, неприхотливые и очень быстро растущие кустики, их листья вкусом напоминали щавель и из них получался отличный зеленый борщ, а из цветов — кисель, похожий на клюквенный.

Когда я, в качестве секретаря колонии и «чиновника для особых поручений», отправлялся по делам в Концепсион и перед отъездом спрашивал свою маленькую дочь, чего ей привезти вкусного, никакие шоколады и мармелады ей на ум не шли: она просила картошки. В Концепсионе последняя продавалась по 30 пезо за килограмм (стоимость пяти кг мяса или двух гусей) и покупать ее в пищу колонии у нас было не больше возможностей, чем у какого-нибудь рязанского мужика питаться омарами и ананасами. Я привозил кулечек этого драгоценного продукта, ребенок самозабвенно им наедался, а уж потом остатки внимания и аппетита уделял привезенным сладостям.

Понятно, о собственном огороде мы думали с первых же дней и по указанию Керманова, под него сразу начали расчищать гектар леса, возле семейной чакры. На этом участке мы воочию убедились насколько далека от истины была брошюра Колонизационного Центра, утверждавшая, что один человек может расчистить гектар леса за неделю. У нас, при ежедневной и очень напряженной работе трех человек, на это дело ушло два месяца, хотя лес на этом месте был сравнительно редкий и самые толстые деревья не превышали фута в диаметре.

Однако этот труд оказался напрасным: когда участок был готов и вспахан, Керманов почему-то передумал и приказал отвести под огород другой участок, гораздо меньший, на чакре «лавочников». От леса он был уже очищен прежними владельцами, оставалось только выполоть бурьян и сделать грядки, что отняло не много времени.

В наших рядах случайно нашелся опытный огородник, капитан Богданов, родом болгарин, который и взялся за дело. Первая рассада у него взошла отлично, но несмотря на неусыпный надзор, ее в одну далеко не прекрасную ночь без остатка съели муравьи. Вторую, с которой Богданов буквально не спускал глаз, частично постигла та же участь, но кое-что все-таки уцелело. Муравьиные набеги периодически повторялись и после каждого из них от огорода оставалось все меньше, несмотря на все ухищрения огородника, который окопал грядки канавками, окружил всякими защитительными сооружениями и гонялся чуть ли не за каждым муравьем в отдельности. Вскоре он заявил, что вырастить салат, огурцы и помидоры потерял всякую надежду и на этом фронте борьбу прекратил. Затем какие-то черви без остатка истребили начавшую подрастать капусту и по неизвестным причинам зачахла картошка.

Полагая, что дело с огородом можно считать законченным, мы перестали им интересоваться, но Богданов все же продолжал копаться в почти опустевших грядках.

К Пасхе, которую мы решили отпраздновать со всей возможной торжественностью (было даже постановлено к розговенам явиться в европейских костюмах), он сделал нам неожиданный и сенсационный подарок: три глубоких тарелки редиски, которую ему удалось вырастить. Позже, в количествах чрезвычайно скромных, на столе раза два в месяц появлялась репа, а иногда и зеленый перец. Этим достижения первого года ограничились. Однако в следующем году, когда я уже был в Асунсионе, а в нашей колонии оставалось человек десять, Богданов мне оттуда писал, что огород ему удалось наладить хорошо. Выросли в достаточно количестве капуста, морковь, бураки, перец и лук, даже немного помидоров и салата.

Это показывает, что дело тут не в климатических или почвенных условиях, а только лишь в надлежащем уходе, который в таких местах, как наша колония, был чрезвычайно труден.

Садоводством мы не занимались, но стоит сказать несколько слов и о нем. В информационной брошюре колонизаторов, среди прочих перлов, примеры которых я уже приводил, был и такой, едва ли не самый крупный: «В Парагвае прекрасно вызревают все виды европейских фруктов: яблоки, груши, сливы, вишни и пр. Со времени владычества иезуитов в стране осталось множество разросшихся среди леса садов, изобилующих всеми этими фруктами».