Юлия Андреева - Букет незабудок Страница 35

Саша смотрит то на незабудки, то на небо в незабудках. То, что внизу, тождественно тому, что наверху; то что наверху, аналогично тому, что внизу. А незабудки везде. Голубые цветы в глазах одноклассницы, с которой он ни разу так и не заговорил… Голубые цветы кружатся вокруг ребят, цветочной метелью. «Запомни меня», «Не забывай меня»…

– Решило правительство Москвы помочь театру на Таганке, объявило тендер на изготовление декораций, провели конкурс. Участвовали серьезные театральные мастерские, художественные студии, отдельные декораторы, художники с именами. Но неожиданно для всех, тендер выиграла компания, изготавливающая заборы, – рассказывает Константин Кедров. – А на заборы известно, какая краска идет – тошнотворно-зеленая.

В результате в театр приходит бумага, в которой главного режиссера Юрия Петровича Любимова просят отчитаться о количестве зеленой краски, которую он намерен потратить на декорации в следующем году.

Можно представить себе гнев Любимова. Когда еще помнится свой родной, несправедливо отобранный театр, строительные материалы для которого доставал сам Владимир Высоцкий. Актер лично ездил на кирпичный завод, где для него изготавливали какие-то особенные кирпичи.

В настоящее время театр на Таганке занимает роскошный подвал с разветвленными коридорами и разнообразными катакомбами. Всякий раз, оказываясь по своим делам в кабинете Юрия Петровича, Кедров боится затеряться и сгинуть в этих лабиринтах.

Потому что стоит не там повернуть, и вместо выхода ты вдруг оказываешься в чьей-то гримерке, в помещение для декораций или среди леса костюмов.

Юрий Петрович Любимов ненавидит театральную условность, он не желает терпеть на сцене ни воняющие клеем бокалы из папье-маше, ни какой-нибудь иной фальши.

Любимовские актеры могут играть вообще без грима, но режиссер делает это очень тонко и деликатно: все без грима, но один в гриме. Спектакль идет без декораций, не потому, что их априори не существует, а потому что одна деталь призвана заменить их все.

Любимов о Владимире Семеновиче Высоцком в роле Гамлета: «Я его выбрал как поэта, потому что Шекспир – поэт, Высоцкий – поэт. Он вытянет».

Работая над «Театральным романом» Булгакова, Константин Александрович Кедров этот самый спектакль пережил в жизни. Все, вплоть до самых незначительных деталей. В то время, когда Любимов проходил с актером сцену у машинистки, точно такая же сцена разворачивалась за кулисами, с Кедровым в главной роли.

Пока Кедров не отыграл весь спектакль, удачно избежав самоубийства героя в конце, постановка не могла сдвинуться с места.

Любимов привык, что зритель реагирует на созданный им символ, поэтому он очень удивился и возмутился, когда в зале начали смеяться и аплодировать репликам актеров. На спектакле «Сократ-оракул», проходящем в Греции, в зале сидели сократоведы, которые встречали взрывами хохота не сцены спектакля, а передающийся бегущей строкой Кедровский текст.

Поняв, что происходит, Любимов очень обиделся.

Любимов всегда с придыханием отзывался о творчестве Булата Шалвовича Окуджавы. Зная это, Кедров написал стихи для хора в «Сократе» на музыку Окуджавы к «Виноградной косточке».

Любимов сначала велел петь настоящую песню Окуджавы, а потом, обвыкшись и перетерпев, все же взял текст Кедрова.

«Вы не обращайте внимания, – говорил Любимов. – Я всегда сначала говорю “нет”».

После спектакля «Сократ-оракул» Юрия Петровича окружили журналисты:

Журналист: А слова песни чьи?

Любимов: Окуджавы.

Сидящий тут же Кедров: Юрий Петрович, слова мои.

Любимов: То-то вы все и выбрасывали!

Есть у Любимова слабости. Актер по фамилии Высоцкий, но не имеющий никакого отношения к Владимиру Семеновичу, играя Репетилова в «Горе от ума», сорвал аплодисменты.

Любимов очень оскорбился и тут же высказал свое «фи».

«Вы на себя отвлекаете внимание. Кем вы себя возомнили? Спектакль должен восприниматься в целом».

Еще бы сказал: «Вы мне хор заслоняете».

Для проведения первого «Дня поэзии» понадобились деньги на аренду зала, свет, оплату гардеробщиков – три тысячи долларов. Откуда взять?

Кедров пошел в банк.

Кедров: Дайте, пожалуйста, денег на проведения «Дня поэзии».

Банкир: Сколько нужно?

Кедров (с замиранием сердца, еле-еле): Три тысячи долларов. (Страх: а вдруг это много? А вдруг ничего не дадут, взашей погонят?)

Банкир (заинтересованно): Вам перечислить на счет или в конверте принести?

Первый «День поэзии», у Андрея Вознесенского начал пропадать голос. То есть, буквально неделю назад нормально читал со сцены, а тут еле шепчет. Из зала недовольный ропот: громче!

Вознесенский, прерывая начатый было текст: «Голос теряю, теряю голос…». Зал слушал как завороженный.

1983 год, зима. Идет по улице печальный Иннокентий Смоктуновский, навстречу ему Константин Кедров.

Смоктуновский: 1984 год последний – будет конец света!

Кедров: да?! (И мысль: издевается?)

Смоктуновский: Я вам докажу.

Подводит его к зданию, на котором красуются цифры 1984, при этом 198 закрашены синей краской, а 4 – белой. Эта белая четверка заставила чуткого Смоктуновского воспринять увиденное как знак, подумав о конце света.

Мои следы, что не впустили в дом,Забытые, замерзли на пороге.

– Дело было в июне 2009 года. В Михайловском театре исполнялся «Реквием» Джузеппе Верди. Не традиционное концертное исполнение, а самая настоящая театрализованная постановка, – вспоминает Татьяна Лестева. – Хористы в белых балахонах со свечами в руках и венками, цветы на которых не вплетены по известному обычаю, а стоят на тонких ножках, прикрепленные к золотистому ободку. Окончив петь, хористы снимают венки и кладут их на сцену, которая сразу преображается в цветущую поляну.

На подиум поднимаются две солистки – колоратурное и меццо-сопрано, чтобы исполнить дивный по красоте дуэт “Agnes deus”[13]. В это время легкий ветерок из-за кулис шевелит лепестки цветов. Льются божественные звуки дуэта. И тут из правой кулисы, как представитель света, медленно и торжественно выходит большой серый полосатый кот. Не выказывая ни малейшего страха, красавец меланхолично проходит по сцене и укладывается на середине, у края рампы, спиной к зрителям, ровно напротив подиума с солистками. Замирает, точно статуэтка, внимательно наблюдая за ними, и лишь роскошный хвост слабо подрагивает в такт мелодии.

Ветерок шевелит цветы, в зале раздаются смешки и перешептывания, кот недовольно подергивает ухом, солистки поют, кот слегка дирижирует хвостом. На последнем аккорде, котище встает и, потянувшись и со значением подняв пушистый, похожий на плюмаж хвост, торжественно покидает сцену. Зал разражается аплодисментами. На крики «браво» на сцену возвращаются обе солистки. И только таинственный дирижер так и не вышел на поклон.