Софья Пророкова - Репин Страница 35

Попав в Москву, Репин заметно стал расти как художник. После знакомства с чугуевским протодьяконом Улановым и родственником «с дурным глазом» или в лучшем случае с образованными офицерами из юнкерского училища — сближение с Л. Толстым, Суриковым, Поленовым и Васнецовым, историками Соловьевым и Забелиным. Это обусловило его духовное развитие, а успехи товарищей по искусству благотворно влияли и на его творчество, особенно Суриков.

В мастерской у Репина, как всегда, было несколько начатых картин. Замыслов так много, что не хочется ничего откладывать. И летом 1878 года в Абрамцеве Репин пишет этюды к «Крестному ходу», в следующем году там же отбирает персонажи для «Проводов новобранца», а еще через год ездит по Запорожью с Валентином Серовым и жадно собирает все, что может пригодиться для веселой компании, сочиняющей ядовитый ответ турецкому султану.

Картина «Проводы новобранца» писалась в Москве, но питали ее чугуевские впечатления. Репин видел горе крестьянской семьи, провожающей в солдатчину сына, кормильца, молодого мужа. Он видел впалые материнские глаза, слышал причитания захлебывающейся от страдания молодой жены. Всем пылающим сердцем художника он готов был создать образ, вызывающий сострадание и гнев. Увиденное горе точило его душу, и пока оно не ляжет на холст, не придет спокойствие.

В 1879 году Репин ездил домой. Это была печальная встреча с родными: тяжело заболела мать, и сын в последний раз повидался с ней. В следующем году Татьяна Степановна умерла. Младшую дочь, родившуюся уже в Москве, Репины назвали в память бабушки — Татьяной.

В этот приезд был написан портрет отца. Сказались волнения, пережитые в дни болезни матери. Чуткая натура Репина всегда отдавала картинам все, что ему самому приходилось испытывать в жизни.

Репин изобразил, старика, погруженного в чтение книги. Портрет написан под влиянием Рембрандта. Перед нами не только отец художника, а нечто гораздо большее. Перед нами — старость, погруженная в размышления о жизни и недалекой смерти.

Но в картине «Проводы новобранца» получилось обратное — это всего лишь изображение одного крестьянского дворика и прощания с определенным крестьянским парнем, уезжающим в солдаты. Произошло это потому, что гневная мысль художника разметалась по мелочам, растратилась на почти протокольное перечисление людей и предметов. Репину не удалось создать концентрированный пластический образ, который выражал бы основную идею.

Центральная группа картины — жена, прильнувшая к уезжающему мужу, — растворяется в обилии персонажей, привлеченных для участия в этой сцене, словно Репин не поверил в свои силы, в то, что он сможет достаточно доходчиво выразить свою мысль более скупыми средствами.

Семнадцать человек, собака и курица написаны на холсте. При этом все они сделаны с такой же тщательностью, как колеса телеги, бочка на крыльце, сбруя на гвозде, хвост собаки и солома на крыше. Во всех этих подробностях теряются главные персонажи картины, внимание распыляется. Зритель невольно разглядывает все, что дано ему для обозрения, и уж, конечно, при этом не испытывает никакого волнения, не участвует своими чувствами в трагической сцене, изображенной художником.

Репин нарушил прежде всего свое собственное представление о существе картины. Он писал позже Поленову: «в том-то и картина, что ее описать невозможно», тем самым возражая против такого повествовательного построения композиции. А по «Проводам новобранца» можно даже составить подробный рассказ с перечислением всех действующих лиц.

Невольно вспоминается, как к этой же теме подошел уже в зрелые годы В. Серов. Он увидел в жизни и нашел в пластике образ новобранца. В 1906 году появился такой рисунок. По заснеженной пустынной деревенской улице идут три крепко сцепленные между собой фигуры. Высокий нескладный парень, держащий в костлявой руке папироску, полуобернулся к двум женским фигурам, прильнувшим к нему. В лице его, жалком, растерянном, столько искренней грусти, ласки к обеим женщинам! Мы не видим даже их лиц — только опавшие тела, заплетающиеся от горя ноги и последнее жаркое прикосновение к дорогому, уходящему человеку.

Вдали на горизонте еще одна понурая женская фигура в тулупчике и темный силуэт высокого парня. Больше ничего нет на этом рисунке. Но как трагически звучит он, с какой неотразимостью действует, на зрителя! Вот он, пластический образ потрясающей силы — краткий, ошеломляющий.

И, глядя на этот рисунок, еще лучше понимаешь причину неудачи репинской картины. Он писал ее, движимый теми же чувствами, но ему не удалось донести эти чувства до зрителя, не расплескав их.

«Проводы новобранца», показанные в 1881 году на выставке в Академии художеств, в 1882 на Всероссийской выставке в Москве, успеха не имели. Художника упрекали в сентиментальности. Этот порок действительно присущ картине, так как тема большого трагического звучания низведена до измельченности мелодрамы.

Картину эту купил великий князь Владимир, а перед тем он заехал ее посмотреть. Позже в своих воспоминаниях дочь Репина Вера Ильинична рассказала о том, как торжественно был обставлен этот визит — даже улицу перед домом посыпали песком.

Широкие интересы Репина вводили его в круг писателей, ученых. Любой новый знакомый пробуждал в нем прежде всего любопытство портретиста. Так возникли оставшиеся на долгие годы изображения Писемского, Фета.

Изучение истории привело к знакомству с профессором С. М. Соловьевым. Он был директором оружейной палаты в Кремле, а Репин туда часто приходил, работая над своей первой исторической картиной. Портрет историка художник написал уже после его смерти.

Этот же интерес к русской старине столкнул Репина и с другим ученым — известным историком, археологом и исследователем московских древностей И. Е. Забелиным. Так возник портрет ученого. Репин изобразил его сидящим за письменным столом.

Потом шедевр следовал за шедевром. В марте 1881 года Репин уехал в Петербург, чтобы написать портрет умирающего друга — Модеста Мусоргского. Портрет этот — достойный памятник великому композитору.

К московской поре, к маю 1881 года, относится и создание другого репинского шедевра — портрета хирурга Н. И. Пирогова. Этот портрет мог бы оказаться в галереях мира рядом с гениальными изображениями человека прославленными художниками разных стран. Он выдержал бы это соседство.

Лицо хирурга вылеплено с такой пластической мощью, с таким темпераментом и остротой характеристики, что он запомнится каждому, кто хоть раз его увидит. Вы словно чувствуете эти уверенные, быстрые, точные удары кисти, которые, подобно резцу, высекают из мрамора причудливые очертания энергичного, озаренного мыслью и такого некрасивого лица знаменитого хирурга.