Михаил Евдокимов - Шел из бани. Да и все… Страница 36

В. В. Вот если говорить о команде. Вопрос от Алексея Иванова из Москвы на нашем Интернет-сайте: «Собираетесь ли вы, может быть, призвать на помощь в работе политическую партию? И если да, то какую?» Вообще вот интересно понять вашу политическую ориентацию. Кто вам ближе: может быть, коммунисты, «Единая Россия», правые и т. д.?

М. Е. Спасибо. Это почему-то всех беспокоит и опять же оппонентов тоже, потому что они начинают через разные партии рассказывать всякую гадость, которую меня… ну, по-другому не назовешь, гадость и все. Пользуясь тем, что я совершенно беспартийный человек. Но я вообще не был ни в партии – ни 15, ни 20 лет назад. Ну, так получилось, ну, не повезло мне, не был я в партии! Я просто был нормальным парнем, который ничего дурного не делал на земле. Вот и все.

В. В. Нет, ну, можно же использовать партию как помощника в работе.

М. Е. Вообще-то, я шел работать, а не играть в эти…

В. В. То есть вам не нужна никакая партия?

М. Е. Пока нет.

В. В. Ну а по вашим политическим, экономическим воззрениям какая партия вам ближе?

М. Е. У нас был вопрос с одним из, так скажем, кураторов «Единой России» – руководителем, куратором, как угодно. Был разговор. И я честно сказал, я совершенно ведь честно сказал как нормальный парень, российский парень. Я сказал, что поработаю год. И если я сработаю хорошо, то вступлю в вашу партию. Но только потом надо помогать вместе краю. Но если я буду работать плохо, естественно, я никуда вступать не буду – я просто уйду. Но я-то знал прекрасно, что сработаю хорошо! Потому что я, ну, не умел ничего в этой жизни делать плохо. Я хорошо сработал.

В. В. Но смотрите, у вашего рязанского коллеги – Шпака возникли проблемы. Неделю назад вступил в партию «Единая Россия», похоже, что проблемы закончились. Может быть, надо тоже, ну, чем-то поступиться и пойти в «Единую Россию»?

М. Е. Ну, я позвоню Шпаку, спрошу, где бумагу взять на заявление. Спрошу.

В. В. Это серьезно?

М. Е. Позвоню сегодня Шпаку обязательно. Что же он не делится-то?

В. В. Известно ли вам, какова позиция администрации президента, ну, или президентского полпреда Квашнина в связи с обстановкой вокруг губернаторского поста в Алтайском крае? Тем более что вы попросили главу государства как бы выражения вам доверия. У вас есть какая-то информация, что в Кремле думают по этому поводу?

М. Е. Я не знаю, что там думают. Как я могу знать, если я вам скажу, что…

В. В. Но вы с Квашниным ведь встречались?

М. Е. Так, можно я договорю? Значит, я не могу знать, какое мнение там у людей, потому что меня близкие, помощники предавали, понимаете? А то, что кто-то что-то сказал, это меня совершенно сейчас в настоящий момент не беспокоит. Важно, что произойдет. Вот это да. Вот Владимир Владимирович как скажет: «Так, Михаил Сергеевич, до свидания, там, мы разберемся сами». Ну, что это, куда я? Конечно, никуда. Я…

В. В. Как? А вы пойдете к своим сторонникам, которые собираются разбивать палатки у здания администрации в Барнауле.

М. Е. Да уже разбили, уже там люди голодовки устраивают.

В. В. Вы к этим людям должны пойти. Они за вас голосовали. Вы им говорили, что сделаете для них.

М. Е. Ну, в этой ситуации я считаю, если бы от меня это зависело, конечно, я бы все это дело разогнал и оставил меня в покое.

В. В. Разогнали бы что? Уточните.

М. Е. Ну, вот это все слухи, все эти недобрые какие-то телодвижения и т. д. Ну, нельзя так работать, нельзя строить страну во время… Ты ее строишь, а тебе вредят. Ну, вот стоит каменщик, кладет кирпич, а ему по рукам палкой бьют! Ну, так мы не построим ничего, правильно? Я – каменщик, в данном случае. Я строил… А жилья сколько расплодили, в котором нельзя жить! Ветхое, так называемое, жилье. Там не ветхое, там вообще его нет. И с этим делом я сейчас борюсь. И у меня получается!

В. В. В самом начале нашего разговора вы сказали о том, что смогли сделать за этот год много добра.

М. Е. Конечно.

В. В. А не могли вы конкретизировать это?

М. Е. Да много, Господи!

В. В. Ну что вы имеете в виду? Ну, то, что не сорвали посевную, не сорвали отопительный сезон, ну, это как бы прямая непосредственная обязанность любого руководителя.

М. Е. Конечно.

В. В. А что можете себе в актив-то записать, Михаил Сергеевич?

М. Е. Ну, например, из внебюджетных средств в крае было поставлено 218 единиц транспорта, то есть «скорой помощи», это губернаторская программа «Здоровье Алтая». «Скорые помощи», школьные автобусы для подвоза ребятишек из деревень, реанимобили для больниц. Такой программы в действии, я вам скажу, не было за всю историю Алтайского края, не было, потому что обошлось где-то в районе 1,5 миллионов долларов. Это из внебюджетных средств. Этого не делал никто. С этим никто не считается. И никто об этом нигде не говорит. А почему бы не сказать-то? Так и так, мол, Михаил Сергеевич сделал. Нет, ничего подобного. Они начинают сваливать на меня то, что сделали до меня сами. И вы прекрасно должны понимать, что то, что доведено за 8 лет до такого нищенского состояния, за один год никакой гений не перевернет с точностью наоборот. Но то, что мы сделали, что уже сделано, я вам скажу, предостаточно, чтобы человек почувствовал, что о нем кто-то думает, о нем действительно беспокоятся и заботятся. Повышаем зарплаты, и будем повышать. Создаем рабочие места, и будем создавать. И с Белоруссией скорее наводим так называемую отверточную сборку. Это уже рабочие места, это уже обеспеченные семьи. Что еще тут, я не знаю, сочинять? Дороги строим лучше, чем раньше строили, и качественнее, и больше. За те же самые деньги. Мы просто не воруем, и все.

В. В. Последний вопрос, его задают многие наши слушатели. Если президент примет негативное для вас решение, вы подчинитесь или, как тут написал наш слушатель Леонид, «возглавите личную революцию»?

М. Е. Если народ пойдет, я, конечно, пойду с народом. Обязательно. А что же?

В. В. Даже против президента?

М. Е. Если бы я был враг своей страны и тем более своего Алтая… Извиняюсь за слова «тем более», но как говорится, всегда свое болото, оно как-то ближе. Я тогда не понимаю, если я враг стране, что мы будем делать дальше? Как мы будем жить вообще? Как крестьянин сможет себя считать человеком, если о нем никто не думает? Ну, как вот вы мне можете объяснить?

В. В. Может быть, вы сможете найти ответ на этот вопрос. Спасибо большое. У нас сегодня в гостях был губернатор Алтайского края, Михаил Евдокимов. И Михаил Сергеевич, и мы, я думаю, сейчас находимся в ожидании того решения, которое должен принять президент России. Спасибо вам! И удачи, всего вам доброго!

М. Е. Спасибо, всего хорошего.

ЭХ, НЕ ЗНАЮ ДАЖЕ, ЧЕГО РАССКАЗЫВАТЬ-ТО…

Страницы творчества

Из раннего

МАМА ВАЛЯ

Домик стоял через дорогу от нашего. Он был каким-то пришибленным, сгорбившимся, крыша накренилась в сторону двора и постепенно сползала. Летом, когда окружающие его деревья тополя-самородки распускали свою зеленую свежесть, домик едва виднелся. И завались он на землю в эту пору – никто сразу и не хватился бы.

Неприметно жила его хозяйка тетя Валя. Дочь уехала к себе в город и до сих пор не объявлялась. Бабы поговоривали, что она там вышла замуж и не приезжает сюда с мужем потому, что стыдно ей показывать свою сумасшедшую мать. Однако от денег, которые ежемесячно посылала ей тетя Валя, они не отказывались. Моя мать, у которой нас было семеро, не верила этим бабьим домыслам. Однажды она ездила в город на базар, по пути зашла к тети Валиной дочери… «Ну, чего она там?», – спросил мой отец, который тоже не мог смириться с несчастьем соседки. «Ничего… заполошной Валю обозвала… Стыдно мне, говорит, показывать ее…» И они долго вдвоем сокрушались и защищали тетю Валю. Перебивая и поправляя друг друга, они переворошили всю ее жизнь. Каторжную, как выразился мой отец, жизнь. Из их воспоминаний я узнал, что…

…Она, тетя Валя, первая в нашей деревне закончила десятилетку в районной школе, – ходила туда пешком за восемнадцать километров. После школы хотела поступать в какой-то институт, но тут заболела ее никогда не болеющая мать, и она осталась в деревне работать. Работала на мельнице – на самой трудной и пыльной работе в деревне, старалась помочь матери, которая никогда в жизни сама не работала: сначала муж работал на нее, а после войны, которая отняла его, зимой приторговывала салом, а летом опять же дочь все каникулы горбатила на зерновом току. А болела старая так, – как почувствует, что скоро самой придется надрываться – сразу в постель. Врача не требовала, только обставится всеми пузырьками и лежит, в потолок смотрит. Тетя Валя, конечно, не думала о матери плохо и всячески старалась ей помогать, не замечая того, что это давно уже не помощь, а… черт знает что. Даже назвать трудно. Потом приехал в деревню молодой агроном – красивый и грамотный. Он приметил Валентину на мельнице – ее нельзя было не приметить, она действительно была красивая. Ей тоже понравился. Через полгода сосватали их. А через год родилась у них дочь. Жили хорошо: оба работали, кормились сами, кормили и мать. Жить бы да жить, так нет! Этой карге все мало было: то у нее дочь мало зарабатывает, то он ничего, кроме зарплаты, в дом не несет… Так и пошло. А тут пригласили его в город на работу, как перспективного специалиста, и пошла семья на разлад: эта старая ведьма срочно слегла, стала обвинять свою дочь в том, что она бросает мать, запричитала… и та осталась в деревне. Кинуть бы все да и уехать за мужем-то, нет, пожалела.